— Ты ведь тоже… Любишь меня, — произнесла она.
Сердце бешено колотилось, ладони вспотели, словно кто-то всунул в нее колючую проволоку и вдруг стал играться с ней, пропуская через все органы, туда-сюда.
Аня молчала. А потом долго, не отрываясь смотрела на Вайю, пока, наконец, не сказала:
— Да. Если любовь — это благотворительность, — и ушла, не оглядываясь.
Вайя стояла на том же месте еще несколько минут. Потом быстро зашагала в сторону детской площадки в парке неподалеку, но вскоре резко остановилась и пошла домой.
Хотелось… Она не знала, чего ей хотелось. Было так странно, так обидно. И досадно… Ведь она даже разозлиться по-настоящему не могла! «Если бы Морган… Сейчас вернулся бы. Аня!» — мысленно одернула себя девушка.
Вернулась бы и обняла бы ее, она бы не держала зла. Но ничего подобного не случилось, и Таня пришла домой, сказала маме, что идет спать, и действительно попыталась лечь спать.
Конечно, это был их не первый «последний разговор», но легче от этого не становилось. Еще полгода назад Вайя бы, наверное, все руки себе исполосовала лезвием после таких слов, но сейчас она чувствовала только отвращение — к самой себе, к этой ситуации, к Ане.
И все таки эта мысль снова появилась в голове: «Ну почему моя единственная, моя первая Любовь так поступает со мной? Если я не нужна ей — то кому я вообще нужна?..».
С одной стороны, девушка гордилась с собой — никогда она не опускалась до того же уровня и не отвечала оскорблениями, не критиковала несправедливо, не хотела обидеть, а с другой — может дело не в благородстве, а в трусости? Может, она просто слабачка, которая терпит эти унижения не потому что хочет помочь запутавшемуся человеку…
Сколько раз она посылала Таню нахер, говорила, что ее не за что уважать, что она глупая, блеклая, инфантильная. Что она чертова амеба! Что ей плевать на нее, что Таня просто никто для нее. Что она жалеет о том, что они знакомы.
Как же обидно, что есть такие люди. Несправедливые! Совершенно несправедливые люди! Таня всегда думала, что Аня лучше ее, но в последнее время стала сомневаться. А может, это она трусиха, которая боится открыться людям, даже близким. И вновь пришло в голову сравнение с большим бетонным домом, который стал таким большим и бетонным, именно потому, что боится, что его кто-нибудь разрушит. А ведь величайшая смелость — быть хлипким картонным домишком и не бояться звать гостей. Ведь дверь, открытая нараспашку, говорит об уверенность хозяина в том, что никто не сможет нарушить внутренний покой. Конечно, можно обвинить его в излишней доверчивости. Но — пусть!.. Человек, который пытается все контролировать, на самом деле не доверяет себе и поэтому боится, что что-нибудь выйдет из-под его контроля, потому что знает — он не справится. И Вайя поняла, что она никогда-никогда не хочет такой быть.