>. В.В. Шульгин, соглашаясь со своим бывшим коллегой по фракции крайне правых в том, что правительство допустило непростительную оплошность, разделив полицию, находит более простое объяснение: «Но кто это мог сообразить? Протопопов? Александр Дмитриевич? Министр внутренних дел с прогрессивным параличом. А ведь мы же сами его и подсунули... Ведь он был товарищем председателя Государственной думы... Это положение ведь и был тот трамплин, с которого он прыгнул в министры...»
До революции вожди черной сотни твердили, что их союзы объединяют несколько миллионов верноподданных, готовых спасти царя и отечество. Они говорили, что в случае бунта по набату соберут народ на соборных площадях для противодействия крамольникам. Однако в толпах людей под красными знаменами, заполнивших петроградские улицы, не было замечено ни одного союзника. Не подал признаков жизни черносотенный рабочий отдел на Путиловском заводе, с которого, как и в 1905 году, покатилась революционная волна. Патриархальная глубинка также не оправдала надежд монархистов. Как отмечал в своем исследовании Ю.И. Кирьянов, «предполагавшееся же некоторыми правомонархическими лидерами выступление крестьян, провинции в критический момент, когда «грянет гром», в защиту монархии и царя не произошло. Правомонархические партии и организации ни в центре, ни на местах, в провинции, не смогли выйти из «летаргического сна», в котором, согласно их же признанию, они пребывали с 1916 г.»>1003>
Н.Е. Марков вспоминал: «Уже вечером 27 февраля главный Совет русского народа в Петрограде был разгромлен, а председатель его едва успел спастись за полчаса до появления на его квартире банды вооруженных убийц». Либеральная пресса с нескрываемым злорадством описывала подробности этого бегства: «...около 3 часов дня Маркову опять-таки по телефону сообщили, что толпа направляется к его квартире. Марков, отойдя от телефона, стал рвать на себе волосы, крича, что он погиб... Затем Н.Е. Марков бросился бежать из квартиры, надев пальто только в один рукав»>1004>. Даже сделав поправку на предвзятое отношение либеральной газеты к черносотенцам, следует признать, что лидеры крайне правых в эти горячие революционные дни скрывались по домам или бежали из столицы.
Николай II решил вернуться в Петроград, когда столица уже полностью находилась в руках взбунтовавшихся солдат и митингующих обывателей. Но когда было получено сообщение, что железную дорогу перекрыли две роты взбунтовавшихся солдат с пулеметами, императорский поезд свернул в Псков. Прибыв в этот город, где размещался штаб Северного фронта, Николай II, по всей видимости, не думал не только об отречении, но даже о сколько-нибудь серьезных уступках. В разговоре с начальником штаба Северного фронта генералом Н.В. Рузским царь сказал, что никогда не согласится на кабинет министров, ответственный перед Государственным советом или Государственной думой. На слова Рузского, что государь может править, а правительство управлять, Николай II резко ответил, что для него лично эта конституционная формула неприемлема: «Надо было иначе быть воспитанным, переродиться». Этот разговор состоялся в десять вечера 1 марта, далее счет шел на часы — последние часы царствования Николая II.