В апреле 1925 г. патриарх Никон скончался от нефрита. После его смерти было опубликовано «Завещательное послание», в котором советская власть называлась действительно народной, а потому непоколебимой. От зарубежных епископов завещание требовало «иметь мужество вернуться на Родину и сказать правду о себе и Церкви Божией». Зарубежный синод объявил завещание патриарха как подложное. Окончательный разрыв зарубежного синода с московской патриархией произошел после издания в 1927 г. митрополитом Сергием (Страгородским), тогдашним заместителем местоблюстителя патриаршего престола и будущим патриархом, декларации о лояльности советской власти. От заграничных епископов потребовали дать подписку в том, что они не допустят в своей деятельности «ничего такого, что может быть принято за выражение нелояльности советскому правительству». Такая подписка была совершенно неприемлема для монархически настроенного эмигрантского духовенства. Архиерейский собор Русской православной церкви за рубежом постановил, что прекращает всякие отношения с московской церковной властью «ввиду невозможности нормальных отношений с нею и ввиду порабощения ее безбожной властью». Юридическое оформление разрыва произошло в 1934 г., когда из Москвы пришел указ о запрещении в священнослужении карловацких иерархов и предании митрополита Антония суду будущего собора. Митрюполит Антоний скончался в 1935 г., до конца оставшись непримиримым врагом советской власти и «сергианской ер>еси», в которую, по обвинению карловчан, впала Русская православная церковь под гнетом большевиков. При преемниках Антония управление зарубежной церковью было перенесено из Югославии в США. Вопрос о возвращении Русской православной церкви за рубежом в ведение московской патриарх™ остается открытым до сих пор. Многие десятилетия эмигрантское духовенство выдвигало в качестве непременного условия объединения осуждение «сергианства», покаяние за малодушное сотрудничество с советской властью, признание святыми Николая II и других новомучеников. Только в последнее время в этом деле наметился некоторый прогресс, хотя разногласия еще далеко не преодолены.
Следует отметить, что сама зарубежная церковь не избежала раскола — так называемого евлогианства. Архиепископ Евлогий не разделял крайних монархических воззрений карловчан. В сане митрополита (с 1922 г.) Западной Европы он обосновался в Париже, где его поддерживали либеральные общественные и церковные деятели П.Б. Струве, С.Н. Булгаков, А.В. Карташев и другие. Митрополит Евлогий провозгласил отказ от политики и вышел из подчинения карловацкого синода. Вместе с тем он отказался подчиняться московскому синоду, перейдя под юрисдикцию константинопольского патриарха. В годы Второй мировой войны митрополит Евлогий проявил себя пламенным русским патриотом. Как и многие деятели эмиграции, он отказался в какой-либо форме сотрудничать с нацистами и возносил молитвы за победу русского оружия. Помощница престарелого владыки вспоминала, с каким ликованием он следил за вступлением Красной Армии в Берлин: «В один из этих победно-финальных дней я застала Владыку счастливым, сияющим, вокруг него лежали газеты, в руках был иллюстрированный журнал,-он любовался портретами советских маршалов... — Смотрите, смотрите, подлинные орлы... Вот этот на Кутузова похож, а вот — Багратион, а вот этот — Барклай... Какие молодцы! Какие лица! Благообразные, волевые, умные... — с веселой улыбкой говорил он».