И все-таки при всей противоречивости социального состава, пропагандистских лозунгов и тактики черносотенных союзов их объединяли общие идейные установки. Духовные вожди черной сотни считали Россию особым, непохожим на другие государством со своим самобытным путем развития. Данный тезис, сформулированный задолго до появления черносотенцев, в той или иной степени использовали многие общественные и политические движения, от консервативных до революционных Каждое из этих течений вкладывало собственный смысл в тезис об уникальности России. Свою интерпретацию дали черносотенцы.
Лидеры и идеологи крайне правых отвергали западные рецепты государственного и политического устройства: конституционную монархию или республику, парламентаризм, политические свободы, отделение церкви от государства и т.п. Всем этим заимствованным на Западе идеям противопоставлялись исконные русские устои, выраженные в знаменитой трехчленной формуле «Православие, Самодержавие, Народность». Черносотенцы, как ни одна другая партия, выдвигали на передний план историческую традицию, что нашло отражение и в названиях их организаций, и в лозунгах, и в постоянном обращении к именам и подвигам славных русских патриотов. Однако идеологи черносотенства идеализировали старину, изображая допетровскую Русь обществом социальной гармонии. Они предлагали возродить земские соборы, умершие еще в феодальную эпоху, и другие столь же архаичные меры. Можно сказать, что для черносотенцев не существовало категории времени и они считали вечными и неизменяемыми институты власти, сложившиеся многие столетия тому назад.
Большинство политических партий, действовавших в России, либо провозглашали принципы интернационализма, либо представляли интересы национальных меньшинств. Черносотенные союзы (наряду с националистами) выступили под лозунгом «Россия для русских!». Это было ответной реакцией на обострение национального вопроса в России и сепаратизм национальных окраин, угрожавший целостности империи. Черносотенцы придали данному лозунгу предельно резкое, шовинистическое звучание. Вместе с тем, как уже отмечалось, термин «русский» в большинстве случаев был лишен прямого этнического значения, указывая лишь на политическую лояльность. На страницах этой книги промелькнуло немало «истинно русских» верноподданных с немецкими, молдавскими, грузинскими и другими фамилиями. Читатели также могли убедиться в том, что термин «инородцы» сплошь и рядом относился к русским противникам черносотенцев.
Черносотенцы были единственным политическим течением, открыто провозгласившим антисемитизм важнейшим принципом своей программы. Черносотенная пропаганда в значительной степени была построена на юдофобских лозунгах. Безусловно, антисемитизм имел религиозные, социальные и экономические корни. Однако они не могут в полной мере объяснить то иррационально всеобъемлющее и всеохватывающее значение, которое черносотенцы придавали еврейскому вопросу. Для них евреи стали синонимом всего чуждого и враждебного России, воплощением мирового зла и коварства. Характерно, что черносотенцы не отказались ни от одного из своих антисемитских лозунгов вплоть до ухода с политической арены, а их лидеры остались верными своим убеждениям в эмиграции, передав часть идейного багажа немецким нацистам.