Этим же вечером принесли и прописанное ею пыточное приспособление.
Я долго вертела его в руках под ехидные смешки одногруппниц, даже не представляя, как это надо надевать. Наконец, когда все же прикинула эти тиски для дам, Карамелька не удержалась и фыркнула:
— И это убожество учится с нами…
На помощь пришла кицунэ.
— Думаю, что надевать все же следует иначе. Он затягивается сзади.
— А как мне его тогда шнуровать? — я полагала, что в двадцать первом веке конструкцию корсета все же как-то усовершенствовали, чтобы с этим приспособлением можно было справиться в одиночку. Оказалось, что в этом учебном заведении бытуют предания старины глубокой.
— Давай я помогу тебе утром с утяжкой, — предложила рыжая Лисичка.
Мне не оставалось ничего другого, как согласиться со столь щедрым предложением. Положив эту пакость в свой шкафчик, я подхватила тетрадки и под видом того, что нужно дописать доклад, ретировалась в библиотеку.
Мне и правда необходимо было туда попасть, но по иной причине. Я едва успела появиться на пороге обиталища книгочейки, как саламандра объявилась, вынырнув из камина.
— День добрый, какую книгу вам найти? — она осведомилась почтительным, но прохладным тоном.
— Здравствуй, — я глубоко вздохнула, — вообще-то мне нужна не книга, а ты.
От этих слов хранительница книг вздрогнула, но все же уточнила:
— Зачем?
— Скажи, ты ведь специально дала мне именно этот трактат, — я не спрашивала, я утверждала.
Вчера, когда я так упорно пялилась на корешки книг на полке, пока Лим зачитывал до дыр последнюю страницу, обратила внимание, что пресловутый трактат имеет еще одно переиздание, датированное тысяча девятьсот тридцать первым годом. Оно стояло рядом с дореволюционным. Это-то и натолкнуло на мысль, что книгочейка знает больше, чем говорит.
Девушка от моих слов побледнела. Ее рука непроизвольно скомкала передник, а нижняя губа задрожала.
— Пожалуйста, больше не спрашивайте меня ни о чем. Я не могу вам ничего сказать… — ее голос был готов сорваться на крик. — Я не знаю, кто убийца, пожалуйста, но я очень боюсь… Боюсь, что он придет и за мной, если узнает, что я видела силуэт. Как раз в ту ночь, когда исчезла Энгер. Ее труп нашли недавно в парке.
Она все же всхлипнула, а потом слезы из ее глаз полились рекой. Их поток уже было не остановить, как и ту скороговорку, которую тараторила саламандра, закрыв лицо руками.
— Все думают, что Милена Энгер ушла в монастырь… но я-то знаю, я все видела из окна. И этого дознавателя, и законников, суетящихся рядом с ее телом, и директрису, что поставила полог невидимости, едва только ее обнаружили… А накануне, ночью, видела, что кто-то роется на полке. Я была в углях тлеющего камина, и он меня не заметил. А потом… мы ведь, книгочеи, чувствуем книги, как садовник аромат цветов, не открывая глаз. А этот… он специально писал там…