Хосе усадил ее на единственный стул, опустился перед ней на колени:
– Ла-пуш-ка моя, – от его хриплого шепота опять повеяло шумом океанского прибоя. – Ты… останешься?.. Или… ты можешь уйти…
Галя поднялась, хотя ноги совсем не слушались.
– Вот это – твоя кровать?
– Но… как ты догадалась? Они же одинаковые… – Голос его сорвался.
Почему так трудно дышать? – удивилась Галя и медленно, почти не понимая, что делает, расстегнула верхнюю пуговицу…
Грохот прибоя стал оглушительным, высокое белое солнце сияло все ослепительнее…
– Ла-пуш-ка! Почему ты плачешь?
В сумерках каждая черточка, каждая жилка, каждая линия его смуглого тела, казалось, светится изнутри теплым золотистым светом.
– Мне никогда не было так хорошо, – прошептала Галя. – Но… мне нужно возвращаться.
Хосе поцелуями осушил ее слезы.
– Га-ля. Га-ля. Мне… У меня тоже семья. Их нельзя бросить. И… я военный человек. Подводник. Мы уходим в рейс.
– А… когда вернешься?
– Нам ведь не говорят, – печально прошептал Хосе. – Но я вернусь, обязательно. Скажи мне свой телефон.
– А вдруг трубку поднимет Саша?
– Я не причиню тебе вреда. Никогда. Легче умереть.
Провожая, Хосе больно сжимал ее руку. «Еще шесть остановок осталось, – думала Галя, – еще пять… две… еще четыре дома… еще один…»
От последнего поцелуя в парадном у Гали, казалось, остановилось сердце.
– Тебе надо идти, ла-пуш-ка? – Его голос был горьким, как апельсиновая косточка, попавшая на зуб: пронзительно свежая солнечная мякоть и вдруг…
Саша встретил ее с сонным Димкой на руках.
– Что так долго?
– С Наташкой в библиотеке засиделись, – не задумываясь, бросила Галя, радуясь, что они теперь на разных курсах и муж не знает никого с ее потока.
Она с облегчением закрылась в ванной. Желтая ленинградская вода пахла ржавчиной…
Невский ветер, когда Галя каждый день с замиранием сердца вглядывалась в клубящуюся возле института толпу, тоже, казалось, пах ржавчиной. День проходил за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем… Димку отдали в ясли, потом в садик, Саша начал где-то подрабатывать вечерами. Где – Галя не интересовалась. Ей было все равно…
– Ла-пуш-ка моя, – Хосе прижал ее к себе, увлек к стоящему рядом такси.
– Я так скучала по тебе, – выдохнула Галя, почти теряя сознание от его поцелуев. – А куда мы?
– Катаемся, – грустно сказал он. – Нам сегодня некуда ехать.
– Есть куда! – встрепенулась она и назвала адрес родительской квартиры. – Там до семи никого не будет, все на работе.
Поднимаясь по лестнице, они останавливались на каждой ступеньке не в силах оторваться друг от друга. Уже у двери Галя испугалась – где же ключи? Почти в отчаянии она вытряхнула сумку прямо на бетонный пол… вот они! Не глядя, сгребла всю кучу обратно – скорее, скорее… Черт, она же в другую сторону открывается!