Она была права – на общей кухне нашлось и молоко, и несколько банок меда. «Цветочный, гречишный, пустырниковый, липовый… – Лиза читала этикетки и не понимала, в чем разница. – Ладно, возьму гречишный, он цвета красивого, такого насыщенного».
Положив полную ложку меда в стакан с теплым молоком, она пошла обратно в свои апартаменты, как вдруг услышала женский плач.
– Ты урод! – рыдала девушка.
Лиза остановилась в коридоре – ей очень нужно было разгадать тайну женского силуэта, ведь это каким-то образом связано с ее любимым.
– Иди к себе! Ева, я приказываю! – послышался спокойный голос Бенедикта.
– Нет! – завизжала женщина.
Этот крик был так ужасен, что Лиза выронила стакан с молоком – он разбился о мраморный пол коридора. Девушка стояла и смотрела на осколки, лежащие посреди белой лужи.
Раздались быстрые шаги, и Бенедикт подбежал к Лизе в тот момент, когда она присела на корточки, чтобы убрать стекло.
– Не трогай, сейчас все уберут, – мужчина казался спокойным, и только чуть дрожащий голос выдавал его волнение.
Лиза послушно кивнула головой и встала. Бенедикт твердой рукой обнял женский стан и повел любимую в ее комнату.
– С тобой все в порядке? – поинтересовался он, убирая пряди с ее лица.
– Да, все хорошо, – прошептала Лиза.
– Как ты там оказалась?
– Пришла за молоком и медом, – робко ответила девушка.
– Милая, не переживай, тебе сейчас все принесут.
И правда, когда они дошли до комнаты, останавливаясь, чтобы поцеловаться, на столе стоял кувшин с теплым молоком и баночка гречишного меда.
– Это что? – Лиза сверкнула глазами и гневно откинула волосы. – За мной следят?
– Нет, милая, ты на свободе, – устало сказал Бенедикт. Он взял ее голову двумя руками и поцеловал в лоб. – Когда-нибудь я все расскажу тебе, дорогая, а пока отдыхай.
Лиза смотрела на любимого, который осторожно налил ей молока и сейчас размешивал там мед, и думала: «Боже, какой он красивый! Как я люблю его!» Однако загадка женского голоса не давала ей покоя.
Когда мужчина ушел, она залезла на свой любимый подоконник и уставилась в окно. «Что это за женщина, – думала она. – Ее на самом деле зовут Ева или мне показалось? У кого бы узнать? Бенедикт мне не скажет, по крайней мере пока, но мне нужно знать сейчас. Может, спросить у того светловолосого слуги? Или нет, лучше самой обследовать дом. Ладно, пора спать – утро вечера мудренее».
Утро на самом деле оказалось мудренее вечера, потому что предоставило Лизе возможность приблизиться к разгадке тайны.
– Милая, – сказал Бенедикт за завтраком, – мне придется уехать на какое-то время. Я буду очень тосковать без тебя, но взять с собой не могу и остаться не могу – мне нужно решить один очень важный вопрос.