Первуша побрел от пожарища куда глаза глядят. Он отныне сирота бездомная. Настроение было хуже некуда. Обошел деревню, где случилась трагедия, стороной. Обернулся в последний раз: все же родимая сторона, и неизвестно, попадет ли он сюда еще? Брел до рассвета. Сколько прошел, не ведал, но устал. И на землю прилечь отдохнуть нельзя. Не прогрелась еще после зимы землица, ляжешь – все тепло тела заберет, простудишься.
Вдали показались деревенские строения. Первуша непроизвольно ускорил шаг. Там люди, можно выпросить хлебца, есть уж хотелось да передохнуть немного.
Добрел до села. От деревни оно отличалось большими размерами и наличием церкви. Луковку купола и крест над ней Первуша заметил еще на подходе. Селяне рано встают, с восходом солнца. Пока светло – работать надо. Спать ложатся с заходом, с темнотой. На паперть идти, просить милостыню стыдно было. Не попрошайка он, обстоятельства сложились трудные, непредвиденные. Но главное, была вера в то, что временно, наладится все. Молодости свойственно жить надеждами. Побрел по единственной улице, поглядывая по сторонам. За одним из щелявых заборов увидел, как старик дрова рубит. Ударит топором пару раз и дух переводит. Девочка-подросток поленья в избу носит. Из трубы дым идет. Печь топят, хотя мороза нет уже, стало быть – похлебку или кашу варят.
Первуша к забору низкому подошел:
– Здравствуй, добрый человек! Не помочь ли дров наколоть?
– Помоги, коли желание есть. Мочи нет.
Первуша во двор зашел, зипун скинул, две дорогие ему книги из-за пазухи вытащил, посох отложил, за топор взялся. Лезвие туповато, как пальцем попробовал. Попросил у старика оселок, лезвие поправил. И пошло дело. Чурочку подставит – хек! Чурка на две половины раскалывается. Каждую половинку еще раз топором. Из чурки четыре полена выходит. Если чурку целиком в печь затолкать, разгорается плохо, горит долго, тепла дает мало. На поленьях еда в чугунках быстро готовится. От работы упрел, жарко стало. Зато горка поленьев росла на глазах.
– Хватит, добрый молодец. Нам с внучкой на несколько дней, а то и на седмицу хватит. Трапезу с нами разделишь ли?
– С удовольствием.
Первуша за стариком в избу прошел, не забыв прихватить книги и посох. Сейчас это единственная его ценность. В черепках в русской печи уже вода шумит. Внучка старика, по возрасту сверстница Первуши, пшена засыпала в котелок, кусочки резаного сала. Ага, кулеш будет. Еда простая и сытная. А главное – на конце стола каравай хлеба лежит, тряпицей прикрытый, чтобы не черствел. Внучка шустрая, так и мелькает, все спорится в руках. Только лицо под платком, одни глаза видны. Когда внучка во двор вышла, старик сказал: