Четвертый Дюма (Незнакомов) - страница 61

Саданула она меня в бок, я вытаращился и обомлел, увидав над собой вместо милого личика Калиопы старую образину, ведьму Коконицу. Поворачиваюсь к Калиопе, а она еще спит, устала бедняжка. А бабка таращится, делает мне знаки немедленно убираться вон. Ладно, так и быть, но я, как говорится, без штанов. Наконец бабка поняла, в чем дело, отвернулась, я натянул штаны, прибрал все остальное и вышел на цыпочках. Калиопа так и не проснулась.

Что было дальше, я не знаю, но только после этого случая, как только хлопнет калитка и бай Анастас уйдет в магазин, бабка Коконица лично открывает мне дверь верхнего этажа и я, как кот, пробираюсь к Калиопе. Как я узнал потом, она не пожалела целой низки турецких золотых монет, заплатить бабке Коконице за молчание.

Так продолжалось до возвращения госпожи Хрисулы с бургасских минеральных вод. Словно райский сон остался в моей памяти тот август 1890 года, такого в моей жизни больше никогда не было.

Потом все застопорилось. Переглядываемся с Калиопой, готовы съесть друг друга глазами и только. Тетка Хрисула — это не бабка Коконица, она, как орлица, бдит над своим чадом. Однажды воскресным утром, роковым утром, отправилась тетка Хрисула на службу в греческую церковь, бай Анастас пошел в кофейню еврея Альберта. Воспользовавшись случаем, я тут же метнулся наверх. Калиопа только того и ждала. Впилась в меня, чуть не исцарапала мне шею ногтями. Только надо же было такому случиться, забыл бай Анастас дома портмоне. А такой уж он был человек, что любил угощать и щедро платить, не было у него привычки за чужой счет пробавляться. А сколько там от еврейской кофейни до дома! Вернулся он домой, ищет портмоне, нигде нет, заглянул и в комнату Калиопы. И что же видит: тот самый верзила, нищий из подвала, которого он и за человека-то не считал, расположился в постели его дочери… Бай Анастас был не дурак, понимал что к чему. А она видите ли, вместо того, чтобы кричать на всю округу, отбиваться от насильника, тоже с самым большим усердием участвует в этом греховном деле. И это его-то дочь, которую воспитывали в чести и благочестии кармелитки, черт бы их побрал с их сатанинской верой!

Естественно, после всего этого нам с Калиопой жизни не стало. На следующий же день отправили ее к родственникам в Пловдив, мне даже и краем глаза не удалось увидеть ее на прощанье. Ночью увезли на фаэтоне. Конец мечтам о Швейцарии, о высших католических курсах. Как я узнал позднее, ее вновь обратили в православную веру. Вероятно, чтоб побыстрее выдать за какого-нибудь богатого грека.