Мои глубокомысленные размышления о стиле нашей с братом жизни прервал сам брат. Вечно влезет, когда не надо, я почти разобрался во всём.
— Ну, что ты молчишь? Только не говори, что опять я буду думать о месте времяпрепровождения.
Я деликатно кашлянул, понадеявшись, что Билл поймёт характер этого проявления. Мой дражайший братец слишком много на себя берёт, свой отдых мы всегда пытались — именно пытались — планировать вместе, но ему постоянно что-то не нравилось, и он брал управление в свои руки. Лучше бы сидел и не высовывался, я помню, где мы отдыхали в прошлом году. И в позапрошлом. И в поза-позапрошлом…
— Ты ни в коем случае не будешь об этом думать! — возмущённо воскликнул я, но далеко не из братской заботе о несчастном мозге Билла, который может перенапрячь извилины. — Тебе не удастся затащить меня на Мальдивы в сто пятьдесят первый раз!
Я воинственно встал на кровати, наигранно высокомерно взглянув на Билла, который машинально поднял голову. Думаю, такое положение вещей ему не очень по душе пришлось, иначе он бы не дёрнул меня за ногу так неожиданно, что я рухнул обратно, причём довольно смачно. Если не нравилось, мог бы сам встать, а у меня уже всё болит от долгого сидения.
— Ты, между прочим, всегда соглашался!
Сейчас обидится.
— Я соглашался, потому что все предложенные мною варианты ты отклонял, то есть нам не оставалось ничего, как делать всё по твоему требованию. Ты мною вертишь, как хочешь, — последнее попробовал сказать фальцетом. Лучше бы не пробовал.
Билл заржал, видимо, над моими попытками, и я шутя толкнул его в бок. Правду надо принимать, какой бы печальной она ни была, а Билл этой способности напрочь лишён, поэтому и врёт часто. В основном окружающим, мне может даже не пытаться — всегда понимаю. Но мой брат упрямый, как баран, поэтому изредка практикуется, наверное, проверяя, разучился я в его глазах ответы видеть или нет. Зря надеется.
— Знаешь, что, несчастный ты мой? А вот захочу, и полетим на Мальдивы, ясно?!
На этом моменте я обязан был испугаться. Но меня в детстве учили, что мальчики должны быть смелыми, с тех времён прошло много лет, а мужественность у меня до сих пор прибавляется.
— Не стращай меня, а то один полетишь.
Билл мгновенно расцвёл, забрался на кровать со всеми своими конечности, поджал под себя ноги, повернувшись ко мне.
— Это «да»? — восторженно спросил он.
Чем бы дитя не тешилось… Я не умею идти против него, пусть он хоть ещё сорок раз затащит меня на эти чёртовы Мальдивские острова, похоже, всегда буду соглашаться. На моём лице появилась снисходительная улыбка, и я официально заявил: