Сколько раз он представлял эту встречу, но как же слабо оказалось его воображение по сравнению с тем, что виделось сейчас!
Еще несколько метров, всего десяток шагов и он сможет, наконец, воплотить свои давние мечты! Живая изгородь, скрывающая этого страстного, сходящего с ума, человека, имела, как раз в этом месте небольшой прогал. Точнее, он специально его выбрал, поскольку буквально в двадцати метрах, через почти сплошной кустарник, была небольшая полянка, со всех сторон огороженная либо растительностью, либо высоким забором. Лучшего места для уединения было не найти, а учитывая сегодняшнюю ситуацию – это был просто подарок. Сердце, в ноющей от боли груди, застыло, дышалось с трудом, казалось температура и кровяное давление зашкалили все пределы, мышцы ослабели, но чувство ожидаемого долгожданного наслаждения компенсировало любую боль!
Стоило только ножке, обутой в серебристый кроссовок, отделанный блестящими стразами, появиться в промежутке живой изгороди, как сильные руки метнулись навстречу девушке, и в мгновение ока, затащили её, не успевшую даже понять, что происходит, в лона зеленеющей ловушки.
Жуткий страх, не успевший еще переметнутся в ужас – последнее, оставшееся в памяти чувство, перед потерей сознания Татьяны, захлестнул молодой разум, вспыхнувший только, спустя десять минут, но уже в другом состоянии в ощущении полного дискомфорта.
Придя в себя, она почувствовала, пронзающую все тело боль, с каждым моментом увеличивающуюся, от чего тело ее подбросило, напряжением всех мускулов сразу, но ожидаемых изменений не произошло. Надежно прикрепленная, к чему-то, обездвиженная, но полностью все ощущающая. Не понимая происходящего – все, чем можно было сопротивляться или определить свое состояние, было не доступно. Она находилась в полной власти, чего-то не человеческого, а значит непобедимого, с чем не договоришься, что не умолишь, не обратишь на свою сторону, не заинтересуешь, не купишь, не запугаешь…
Почему-то, острая боль скоро прошла, оставив какие-то гадкие эмоции, от чего-то, внутри происходящего. Что-то ходило, даже скорее орудовало, в ее теле, и это что-то с каждым новым ощущением, все более невыносимо пугало, тем более, что было не опознаваемо, как и все происходящее вокруг, не ведомое и не чувствуемое до селе.
На глаза давила тугая повязка, но все ее естество впитывало вместе со страхом участие себя самой, причем явно в виде жертвы, в каком-то демоническом действе, будто происходящем вне времени. Этот жуткий ритуал, отдававшийся в ушах неприятными звуками скрежетания и гортанного мычания, сопровождался тяжестью чужого тела на ее ногах и этим жутким ощущением, будто кто-то перебирал ее внутренности.