Не раз уже обсуждался этот вопрос с отцом Андреем, приезжающими по делам прихода в Москву, и с отцом Иоанном. Но дела сердечные, по их мнению, имели одну особенность, преодолеть которую не дано никому – невмешательство в индивидуальность влюбленной пары. Оба считали, что здесь советчиков быть не может, а посему лучше положиться на волю Божию, наставлять ориентироваться в семейной жизни на Евангелие и молиться о чаде.
Конечно, определенный контроль должен был существовать, и некоторое вмешательство допустимо, но все решения надобно принимать самому ребенку, благо воспитание, данное всеми этими лицами, соответствовало морали православной, а значит ни глупостей, ни блудных мыслей быть не могло…
Я витал над этим чистым созданием, конечно, уже не идеально светлым, ибо Таков только Бог, но совершенно не похожим на подавляющее большинство её одноклассников, и вообще людей окружающих.
Ощущая, как свои собственные, переживания юного сердца, я воспринимал их и на свой счет, считая теперь, что несу ответственность, чуть ли не как ее Ангел. От куда это чувство возникло, меня не интересовало, восприняв его как должное, я старался понять, чем могу быть полезен, ведь Ангел у Татьяны уже был. Святая мученица Татьяна, имя которой она носила, часто была ей заступница, зорко и внимательно следившая за всеми кознями, исходящими от, обливающегося слюной, зависти сатаны.
Чем-то этот ребенок, уже почти 15 лет от роду, меня притягивал. Мне казалось, что какая-то частичка меня имеется рядом с ней, а может и в ней, хотя вряд ли при жизни я мог иметь с ней что-то общее.
Переживания и видя ее мысли, я, то радуясь, разгорающемуся внутри чувству, то напрягаясь, заполнению ими всего разума и естества, понимая, что лишь очень любящий и нежный человек не нанесет ей травму душевную.
Уже не раз, оказавшись свидетелем подобных же эмоций и у юноши, видя взаимно волнующее притяжение двух молодых людей, я обратил внимание на стеснительность, и даже некоторую обоюдную боязнь, что будет разжигать все больше и больше чувства, волнующие их, пока один из них не возьмет на себя смелость сделать первый шаг.
Никто не поменял ни режим дня, хоть спать спокойно теперь не получалось. Аппетит стал не стабилен. Отношение к учебе старательно держалось на том же уровне обоими, хотя ничего из объясняемого в классе преподавателем не воспринималось и не усваивалось. Но ничего не скрыть от близких. Родственники и друзья начали замечать, какую-то отвлеченность от жизни, и рассеянность внимания.
Эти двое могли сидеть в разных концах автобуса и, не отрываясь, смотреть друг на друга, улыбаясь совсем немного, не заметно для других, только одними глазами, делая вид, что взгляд этот случаен и мимолетен. Увидев издалека, а высматривали оба возлюбленное существо везде и всегда, они становились его тенью, переставая жить для себя. Такое перевоплощение не могло быть незаметным, для внимательной к внучке и любящей ее, бабушке. Правда отец Павла не обратил никакого внимания на явные перемены. Занятый, своими делами, не видя его почти целый день, и довольствуясь общением, на уровне «привет – пока», даже не предполагал, что «Ослябя» может быть покорен на сегодняшний день, таким сердечным недугом. Другое дело мать!…