— Спит, — сказал старец не оборачиваясь.
Они поднялись на верхний ярус ветвей.
Донад Светлого не представлял собой ничего особенного. Обыкновенное жилище старика: пяти шагов хватило бы, чтобы пройти его вдоль, и еще столько же — поперек.
— Наш народ уменьшается, — со вздохом перемешанным с кряхтением произнес старик, усаживаясь на сук дерева, удачно расположившийся в доме и заменявший ему скамью. — Почему ты не присядешь?
— Я усну. Говори свое, а потом я скажу, зачем пришел.
— Ты зол. Ты не спал. Если все так, значит и ты видел омкан-хуута.
Охотник кивнул. Неожидано его пошатнуло. Ноги подогнулись, и он оперся спиной о стену донада.
— Тот, который спит внизу, — тут же перешел к делу старец, — его зовут Темный лист. Он пришел ко мне по вчерашнему солнцу. Он рассказал, что перед дождем столкнулся в Чернолесье с омкан-хуутом у Прозрачного ручья, там, где Камень крови поддерживает кумира Зверобога. Он видел останки дремсов. Они свалены в кучу неподалеку от Камня, в чаще. Где видел зверя ты?
— Три солнца прочь от донада по тропе к Мертвому озеру.
Старик нахмурился.
— По всему выходит, что за один переход омкан-хуут прошел столько, сколько не преодолеет и самый лучший из нас.
Это замечание было верным: между двумя местами встречи было не меньше двенадцати дней пути. Даже лучший из охотников не смог бы предолеть это растояние за один день, в который шел дождь.
— Их двое, — сделал за него вывод Сын Прыгуна.
— Нет, такое не может быть. Чернолесье не выдержит двух омкан-хуутов. Они пожрут нас и все живое, что здесь есть.
— Тогда нужно убить их.
Оба: и старик, и охотник вздрогнули.
— Прости, Светлый, что пришел к тебе без спросу, но мое дело не терпит.
В донад протиснулся детина, от которого за версту разило терпким запахом пота и перегнившей еды. Он был огромного роста, одет в толстую шкуру. Голову и лицо его прикрывала густая шевелюра из волос и бороды. За спиной его висел толстый круглый щит, сплетенный из прутьев твердокаменного дерева, в руках детина сжимал два топора. Еще один, почти алебарда, висел у него за спиной. К поясу был приторочен широкий короткий нож.
— Ничего… ничего, — поднялся старик и улыбнулся: — Мы, людомары, к концу жизни становимся общительными. Нам в радость говорить с другими и многое приятно, что в молодости нашей было отвратительно. Заходи, Плакса.
Плакса покосился на Сына Прыгуна.
— И ты ко мне пришел с той же новостью?
— Если ты говоришь о громадных древовидных змеях, то да, я с этим, — кивнул он.
— Какие змеи? — спросил старик, усаживаясь удобнее.
— Мигрон прислал меня к тебе. Ты помнишь его?