Помещение полнилось мужчинами в широкополых шляпах. Женщины, по случаю праздника одевшиеся в платья светлых тонов, собрались за невысокой перегородкой, отделявшей их от мужской части шхадула. В центре, там, где располагался подиум для чтения Арховы, был установлен конус из черного полотна, укрепленного на восьми шестах, – шарирах. Наш провожатый протанцевал к этому конусу и громко сообщил тем, кто находился внутри, о появлении незваных гостей. Со стороны могло показаться странным, что это вторжение посреди праздника вызывало такой радостный ажиотаж, однако не в случае самашиитов. На их свадьбах незваный гость был самым желанным, символом удачи и благосклонности Бога.
Изнутри шарираха послышалось приглашение, и мы проникли за черное полотно.
– Ашлом, мошре Бернштейн, – поприветствовал я дивалла, приподнимая шляпу. – Похоже, я заглянул не в самое подходящее время.
– Зеньор эл’Харэн? Вы ко мне? – Удивленный старик поднял глаза от книги, которую держал перед собой.
– Конечно, к вам, мошре, но, видимо, придется отложить мое дело до окончания церемонии. Мафэт ха ойшвер! И да начнется действо!
В соответствии с обрядом, когда церемония бракосочетания началась, в потолке открылся большой люк, ибо все должно было происходить под небом. Жених первым вошел внутрь шарираха и при свидетелях, среди которых мне было выделено почетное место, произнес брачные клятвы. Дивалл исполнял функции нотариуса, как бы заверяя искренность и добровольность его слов. Затем в шарирах вошла невеста и произнесла свои клятвы. Ицбах Бернштейн громогласно запретил ее всем остальным мужчинам и разрешил ее мужу, после чего объявил факт бракосочетания состоявшимся и соединил руки новобрачных двойным серебряным кольцом, дабы вовне они вышли как единое целое.
Впоследствии, во время праздничного застолья, я произнес одно из семи сакральных благословений и даже ко всеобщему восторгу спел «Фаду ах’шаррифах»[10]. Таким образом, исполнив все обязанности вестника удачи и получив традиционный подарок от новобрачных, я смог отвлечь Ицбаха Бернштейна от беседы с другими почтенными старцами.
– Мы можем поговорить наедине, мошре?
– Полагаю, что да. Я живу совсем рядом.
Жилище старого дивалла ничем не отличалось от прочих двух-трехэтажных домов с надежными стенами, маленькими окнами и коричневой черепицей. Его передняя часть служила чем-то вроде лавки раритетных изданий, имелся рабочий кабинет, также являвшийся библиотекой.
– Не откажетесь от чая с мятой, или…
– Сегодня меня окружили более чем достаточной заботой и гостеприимством, мошре, спасибо. Дела, дела и еще раз дела. Мне с моей проблемой не к кому больше обратиться, кроме вас.