– Это были террористы.
– Железное Братство? Мне известно, что в Гасселе уже с ними сталкивались. Погибло много разумных. Душевно рад, что вы не разделили их участи.
Кениг на градус склонил голову, одаривая меня пристальным взглядом.
– Со всем почтением, но вы очень странный тэнкрис.
– Это похвала или укор? – осведомился я после секундной задержки.
– Это констатация факта. Никогда еще не встречал столь скромного и доброжелательного тана.
– Не то чтобы у вас было много возможностей познакомиться с нами близко.
Гонения на тэнкрисов в Винтеррейке начались еще при Вильгельме Первом, видовая дискредитация, конфискация имущества, лишение титулов, каторга или изгнание – на выбор. Многие просто бежали в Мескию, плюнув на неблагодарного кэйзара, чьему роду их предки служили веками. Иные, самые упрямые, развязали кратковременную гражданскую войну, которую проиграли, но бились они отчаянно, остервенело и крови пролили столько, что реки Винтеррейка еще очень долго оставались красными.
Многие историки выдвигали свои теории касаемо причины, по которой Вильгельм Первый объявил высокородным войну. Мне самой правдоподобной казалась та, что утверждала: видя откровенную слабость своего сына Карла, Вильгельм предпринял отчаянный шаг по избавлению от опасного элемента. Он прекрасно знал природу тэнкрисов, которым было категорически трудно хранить верность слабому правителю, и боялся, что Карл потеряет корону, а Винтеррейк станет еще одной тэнкрисской державой на орбите Мескии. Возможно, эта идея стала его одержимостью.
– Скажите, тан эл’Харэн, эти замечательные машины – они ведь не продаются?
– Шападо? Нет.
– Зачем же их показывать, раз никто не сможет купить?
– А зачем показывать «Тюрн», ведь эту САУ[13] тоже никто не сможет купить?
Кениг покачал головой, улыбаясь:
– Ошибаетесь, тан. Мы уже поставляем «Тюрны» таким странам, как Таленмарк и Кравеция, но Мескии свою артиллерию поставлять не хотим. Нам кажется, ваша артиллерийская школа и без нашей помощи достаточно быстро развивается. Чего стоит один только «Анцхель»!
– Я передам нашим инженерам, они будут польщены.
– А какая у вас причина не делиться новым оружием? – спросил он, прекрасно понимая, что задавал глупейший вопрос.
Не хотим давать недавно облысевшим гиббонам самое лучшее оружие в мире.
– Увы, наша договоренность с хинопсами подразумевает вечный запрет на торговлю одушевленной техникой, а без душ механизмов наши шападо и армодромы проседают по КПД на пятьдесят и сорок процентов соответственно. Если бы мы могли, давно бы начали продавать передовую технику во все концы мира, пользуясь неотменяемой монополией и получая такие деньги, что… впрочем, вы и сами понимаете. – Я вздохнул, показывая, как меня огорчает этот запрет. – А еще ваши инженеры чрезмерно любопытны и пытаются лезть даже туда, куда было уговорено, что они лезть не станут. Сколько людей погибло при дестабилизации того ЯСД, сорок?