(На этом записи заканчиваются.)
Тим проснулся, разбуженный шагами в коридоре. Потянулся, зевнул. Перевернулся на другой бок и уже собрался подремать еще, но вдруг понял, что означает эта беготня снаружи — завтрак! А поскольку время вчерашнего ужина он провел, лежа на топчане и страдая от жалости к самому себе, кушать хотелось больше обычного. И пить хотелось больше обычного… да блинский на фиг! За весь вчерашний день он съел одну маленькую плошку каши и выпил одну чашку воды — не то чтобы Тим был любитель пожрать, скорее даже наоборот, но он и припомнить не мог, когда последний раз так хреново питался.
Шум в коридоре потихоньку стихал, удаляясь в направлении выхода, и Тим задергался. Вскочил, быстро натянул джинсы, рубашку, сунул в карман обмотанный носовым платком брусок — разумеется, совершенно целый, несмотря на пару (ну или чуть меньше) часов вчерашних трудов, — и выскочил в коридор. Хотелось, правда, еще и в туалет, но Тим решил потерпеть — опоздавшие тут еды не получают, это он уже понял.
В столовую он успел — в очереди за едой стояло всего два человека, остальные уже сидели за столами. Завтрак Тиму понравился больше вчерашнего обеда. Состоял он из двух мягких булочек с пряным ароматом, трех каких-то фруктов, похожих на большие персики зеленого цвета, и все той же чашки с водой. Булочки пришлись Тиму по вкусу, он уплел их с удовольствием. Фрукты он некоторое время с подозрением разглядывал — были они твердыми и выглядели чертовски незрелыми, — но, понаблюдав за действиями соседей, решил попробовать. Разломил плод пополам и обнаружил внутри красноватую полупрозрачную массу с кучей маленьких зерен. Осторожно попробовал и с трудом удержался, чтобы не расплыться в восхищенной улыбке — вкус был просто обалденным. Еще этот плод, несомненно, обладал сильным тонизирующим эффектом — остатки сонливости мгновенно улетучились, и вообще Тим почувствовал себя на удивление бодрым и свежим. «Вот это классно, — подумал он, вылизывая сердцевину последнего фрукта. — Вот выучусь окно домой открывать, устрою перевозку этих фруктов к себе в Питер. Разбогатею, у-у-у. Как Абрамович. Вкуснотища!»
Первый урок — по «Восприятию» — оказался куда более понятным, чем тот, вчерашний. А еще важнее — он оказался куда более безопасным, так что Тиму почти понравился. Совсем понравиться помешало только то, что у Тима все равно ни черта не получалось. Суть предмета состояла в том, чтобы научиться видеть и слышать больше, чем это можно сделать просто глазами и ушами. Как понял Тим из скупых комментариев учителя — одноглазого хромого старичка по имени Пар Самай, — это умение было очень важно для волина. Тим, правда, не понял, почему именно — видимо, об этом рассказывалось на предыдущих уроках. Этот учитель говорил мало и уж совсем не грузил Тимовы мозги непонятными терминами и сложными для восприятия предложениями. Он просто говорил, что нужно сделать, а потом сразу переходил к практике. Практика заключалась в том, что они всем классом пытались допеть песни, которые начинал Пар Самай. Причем учитель сразу объяснил, что все их он сочинил буквально только что, поэтому слов никто знать не может. Правда, Тиму в это верилось с трудом — половина учеников подхватывали мотив и куплеты так уверенно, словно часами разучивали эти песни каждый день в течение недели минимум. Вторая половина класса тоже потихоньку втягивалась, и до конца песню допевал уже уверенный хор, в котором не звучал только один голос — догадайтесь чей?