В мешках оставался еще подмокший запас продуктов, который разложили для просушки, вода, даже оказалась почти полная фляжка с вином. Нагрузку на гвардейцев при гонке за беглецами командовавший ими Пирт давал такую, что им было не до вина, отдохнуть бы. Кто же знал, что так все обернется…
Днем люди отдыхали, лежа в тени и изредка перебрасываясь парой фраз.
– Скажи, а как все же ты оказался у того камня, где тебя повязали? – спросил Орагур скандинава.
– К тому времени я проехал большой путь, добираясь из Барсиппы в Эреду, – неохотно отвечал тот, – в Барсиппе меня сначала здорово обчистили при игре в кости, остальное украла местная красавица, опоив вином. Правда, девочка была, что надо, – скандинав мечтательно улыбнулся, вызвав этим нечто, похожее на улыбку, на покрытых грязью и шестидневной щетиной лицах слушателей. Не улыбался лишь Олион, хмуря брови относительно чистого, без единого волоска, словно гладко выбритого, лица.
– Что хмуришься? – задорно спросил Олиона скандинав, – у тебя еще и усы не растут, а как начнут расти, еще не известно, как ты себя вести будешь. Если болота переживешь, конечно. А на мой взгляд, нет ничего лучше, чем сидеть вечером в таверне с полным карманом денег, с кружкой хорошего гирсанского вине в одной руке и бедрышком жареной индейки в другой в компании юной красотки, а то и двух, а потом продолжить приятное знакомство на широкой кровати, – захохотал он.
– Далее все просто, – отсмеявшись, продолжал он, – номарх Эреду, мой хороший знакомый, через проходящий караван передал просьбу составить ему компанию в какой-то тайной экспедиции в Аккадию. Денег у меня не было, делать без них в Шумерии нечего, а на этой экспедиции можно было неплохо заработать – номарх Эреду никогда не скупился на охрану своей персоны. Ни коня, ни оружия я не проиграл, так что эти недоумки, твои гвардейцы, прервали мой сон, наскочив и сразу начав махать мечами. Я спросонья сначала ничего не понял, а потом стало поздно – руки действуют иногда быстрее мозга, – снова засмеялся скандинав, – вот и все.
– Сразу видно, что ты не местный, и имя у тебя какое-то странное.
– Обыкновенное имя. У меня на родине все имена такие. Моего отца зовут Бьерн, что значит, медведь. А мое имя в переводе на ваш язык значит всемогущий. То есть я – всемогущий из рода медведя.
– По тебе сразу видно, что ты всемогущий, – засмеялся Олион, – а что из рода медведя понятно и без пояснений – вон какой здоровый, и лезешь напролом.
– А как ты здесь-то очутился? – продолжал расспросы скандинава Орагур.
– С двоюродным братом отца был, караван его сопровождал. Далеко мы от дома забрались, много стран по пути видели. На большой реке ночью на пороги попали. Лодку мою разнесло о камни, едва на берег выбрался. А остальные уплыли. Отправился на юг, через горы шел долго, пока не остановился в Лагаше. К тому времени ваш шумерский язык я немного уже знал, и знаки письменные понимал. И представлялся всем, мол я – северянин, из далекой Скандинавии. Ты, видимо, это слышал и запомнил. Многие и не верили, что далеко такая земля есть, где холодно, голые скалы и заливы вокруг. Полтора десятка зим минуло с той поры, как я ушел за отчий порог. И почти десяток из них уже здесь, в Шумерии. Уже не раз ее из конца в конец пересекал.