Написал этот рассказ замечательный автор Щепан Твардох (на русском, к огромному сожалению, не переведено ничего; хотя и не знаю, как можно адекватно перевести роман "Вечный Грюнвальд"?). Одна из его книг, "Морфин" (вместе с "Щепотью истины" Зигмунта Милошевского) была номинирована на премию Prix du Livre Européen / European Book Prize.
ЩЕПАН ТВАРДОХ
STILLE NACHT
(Szczepan Twardoch – Stille Nacht,
сборник "Deszcze niespokojne...")
Две минуты восьмого. Фрицек подтянул повыше второе одеяло и глянул на кровать, стоящую рядом. Feldfebel еще спал. Тулуп, которым прикрылся командир, поднимался и опускался в ровном ритме. Парню уже не хотелось лежать в постели, но в домике было так холодно, что перспектива отбросить несколько одеял, чтобы в кальсонах и нательной рубахе добежать до ледяного мундира, казалась до такой степени неприличной, что он решил подождать, пока Шлиебекс встанет и прикажет разжечь печку. Когда глаза уже привыкли к темноте, Фриц увидел ёлку, которую еще вчера они поставили в углу комнаты и украсили вырезанными из цветной бумаги фигурками, цепочкой из фольги в которую мама завернула присланные на праздники бараньи колбаски и корейку.
Ну да – праздники! Сегодня Сочельник. Потому-то он все еще валяется в кровати, вместо того, чтобы уже час быть на ногах. Тем не менее, вспомнив про Сочельник, Фрицек загрустил. Первое Рождество без родных. Без младшего братишки, сестры, без деда и бабки, не увидит он и уйка[78] Рудольфа, который живет в Берлине, и который всегда привозил своему крестнику замечательные подарки.
Еще год назад он и думать не думал об армии, когда сидел с родными за вечерей. Конопётка, вигилийная капуста, макувки и мочка[79], которую терпеть не мог. Потом подарки, уек Рудольф привез ему духовое ружье, "люфтбиксу", как называют это оружие-игрушку в Силезии. Мама злилась, ведь шла война, мало того, что более серьезные вещи, так еще и ружье под ёлку – это плохой знак – а что станется, если его от армии не отмажут? Фрицеку на все эти бабские печали было наплевать, и перед пастеркой они в тайне отправились с уйком и батей пострелять из окна в видимый при тусклом свете фонаря пенек.
А сегодня духовое ружье лежит себе спокойненько, завернутое в промасленную тряпку на шранке[80] в родительской спальне. Фрицек запретил младшему брату касаться его, разве что с отцом. Когда самого Фрицека мобилизовали, мама с ума сходила и при виде всего, что ассоциировалось у нее с армией, начинала хлюпать носом. Батя спрятал даже свои армейские штаны и куртку, которые он надевал, спускаясь в небольшую мастерскую в подвале.