Я благоговейно вздохнул. Сегодня в моей жизни великий день: я стану свидетелем праведной жертвы богам. Мой учитель добровольно расстанется с жизнью во имя спасения народов Долины от крысиного вторжения. О боги, как мне повезло! Но очевидно, Одноглазый, как всегда, не понял святости момента и в силу своей бездуховности устроил пошлую потасовку чуть ли не на Алтаре. Невероятно выгнув тело, он лягнул великана ногой в лицо, высвободился из кулака палача и кинулся было к тропе, но святой человек с небывалой легкостью перехватил его и швырнул обратно к Алтарю. Я бросился помочь чем могу Святому Человеку, но тот — вот обидно! — неправильно истолковал мои намерения, и с развороту нанес мне сверхстремительный удар по голове. Я от стремительного-то уклониться не могу, а тут сверхстремительный.
“Шлемы придумали трусы” — так, кажется, говорил Одноглазый? И вот я лежу в мятом шлеме, в почти полном сознании, хоть и оглушенный, а вот он, не трус, лежит в полной отключке, даже лапками не дергает. Еще бы, пустой головой, да об основание Алтаря грохнуться, мало не покажется. Одного гула сколько было!
Притворившись бессознательным, я решил поймать сразу двух бук. Первое — это непровоцирование святого человека на неправильные действия относительно меня, второе — это возможность отбрехаться от Одноглазого на том свете: “Видел же сам, что кинулся тебе помочь, но пострадал. Когда очухался, было поздно. Но спасибо тебе, благодаря твоей бескорыстной жертве, крысы ушли”.
Тем временем Великий Палач повернулся ко мне спиной, поднял Одноглазого на руки и проговорил: “Радуйтесь, заступники наши. Две жертвы преподнесу сейчас вам”. Затем он, удерживая Одноглазого на вытянутых руках, почтительно склонился над Алтарем и зашептал какую-то молитву. Я же, выждав момент, когда он закончит бормотать, и начнет осторожно опускать Одноглазого на Алтарь, быстро поднялся, и пнул палача в согнутый зад. То есть хотел пнуть. На деле, пока я быстро поднимался, палач еще быстрее развернулся, причем все еще с Одноглазым в руках. А я-то уже начал пинать его в согнутый зад, а вместо зада оказалось не знаю что, ведь он уже успел выпрямиться, и я… я… в общем я застыл в позе пинка и, скорчив придурковатую рожу, уставился на нос казнюка. Палач прижал учителя к своей груди, взглянул мне в лицо и изумленно прошипел:
— Ты?!
— Я! — решился я и двинул ему под Одноглазого.
— Возвращаю тебе Агнца в целости и сохранности, Повелитель, — прогудел он и, бережно вручив мне учителя, сел на Алтарь. Как и обещала дородная тетя в черном, боги сожрали его мгновенно.