Последняя коробка была длиннее остальных. В ней лежала васильковая юбка со складками и плетеным серебряным пояском.
Мадам Рене оказалась мастером смешения изящества и простоты. И за свою работу не иначе запросила целое состояние. Энн решила, что будет носить ее шедевры. И наденет сразу же, как только примет ванну.
Она подошла к туалетному столику без зеркала. Грудь пронзила сладкая боль — она заметила, что Майкл аккуратно сложил ее заколки. Сколько же времени потребовалось, чтобы превратить тринадцатилетнего мальчишку в мастера удовлетворения женских желаний?
Энн не спеша расчесала перепутанные пряди и заколола в пучок. Бра над мраморной раковиной в ванной оказались зажжены, хотя фитили прикручены. Еще одна любезность со стороны ее любовника. Очень о многом надо расспросить его сероглазого друга, подумала она, прибавляя свет.
Единственные помещения, где не было в доме цветов, — вот эта ванная и туалет на первом этаже. Почему мужчина окружил себя цветущими растениями? Почему тот, кто так страшится огня, спит при зажженной лампе?
Габриэль чувствовал себя в кондитерской по-свойски. Энн не представляла, чтобы Майкл пил чай из грубых фаянсовых чашек. Как могли двое настолько разных мужчин двадцать семь лет оставаться добрыми друзьями?
Энн отвернула вентиль из слоновой кости на фарфоровом кране. И снова удивилась, когда в раковину забила обжигающая струя. Первое, что она сделает, когда возвратится в Дувр, — заменит всю устаревшую сантехнику.
Диафрагму оказалось гораздо легче извлечь, чем вставить. Энн ополоснула ее и положила резиновый кружок в розовую коробочку, которую вечером оставила на мраморном столике раковины.
Вода приятно горячила тело. Энн посмотрела на изящный унитаз и подумала: сумеет ли она когда-нибудь в жизни войти в туалет без того, чтобы не вспомнить прошедшую ночь?
Энн наслаждалась, когда он смотрел на нее. Она дотронулась кончиками пальцев до изгиба шеи. И укусил, когда наступила кульминация страсти. Даже это показалось ей приятным.
Энн быстро ополоснулась и вытерлась. Майкл, без сомнений, внизу. Возможно, после завтрака она позволит ему самому вставить диафрагму. Она улыбнулась и в этот миг совсем не походила на старую деву. Хотя, наверное, не позволит…
Энн хотела позвонить горничной, чтобы та помогла ей одеться, но передумала. Единственный предмет, который требовал помощи, — серый атласный корсет, но, как бы элегантно он ни выглядел, Энн не хотела стеснять груди и легкие панцирем из китового уса. Свобода так же пленила ее, как и чувственные удовольствия. Она так расхрабрилась, что подумала: уж не корсеты ли держат женщин в такой покорности?