— Увидишь. Не нужный.
Лин хотелось съязвить. Поершиться, поправить «корявую» речь, проехаться по грамматике, по умственным способностям местных, по их лени, которая так и не дала полноценно изучить «нормальный» язык — хотелось каким-нибудь образом выказать обиду. На нее смотрели в столовой, слушали и не ответили!
Но она сдержалась.
— А почему все молчали?
— Мы не говорить за еда.
— И перед?
— И перад.
— Почему?
— Молиться.
— Кому молиться?
— Еда. Молиться. Чтобы пища усваиваться. Благодарим структуру продукта, что польза телу.
Ага, понятно. Белинду молиться никто не учил, и потому в следующий раз она вновь будет терпеливо сидеть и глотать слюни, пока остальные «молицца».
— Ты научится. Науишшся.
— Наверное.
Она вновь протяжно вздохнула.
Слишком много всего для одного дня. Слишком. А то ли еще будет?
Сосед из столовой, черные волосы которого болтались по плечам, вдруг представился:
— Я — Ума-Тэ. Я жить в четыре келья по коридору. С Лум.
Кто такой Лум? И зачем он ей представился? Водить дружбу, наверное, все равно не получится, а уж любовь тем более — не нужны ей шашни в монастыре. Но Ума, вероятно, скрытого подтекста в виду не имел, так как пояснил:
— Заходь. Если вупрусы.
— Вопросы, — автоматически поправила Белинда.
— Вопрусы, — кивнул Ума-Тэ.
— Спасибо. Учту.
Ей кивнули и ускорились. Вскоре стриженный под каре черноволосый послушник скрылся впереди, а она на несколько секунд остановилась, огляделась, затем наугад выбрала направление и отправилась искать для себя новую курилку.
Когда вернулась в келью двадцатью минутами спустя, Рим уже лежала на верхнем ярусе кровати и демонстративно храпела.
Белинда прикрыла штору, прошла к койке, почти не удивилась, когда обнаружила на простыни след от чужого ботинка. Тихонько присела на край, потерла глаза и через секунду завалилась на бок.
Вот тебе и первый день в раю.
Интересно, удастся ли поспать?
«Ты всегда можешь уйти, — пел одну и ту же песню подселенец, — всегда можешь уйти».
И в первый раз в жизни Белинда с ним соглашалась — от этой мысли ей становилось легче.
«Путь Воина — зачастую не тот путь, по которому хочется идти. И зачастую ты вообще не помнишь, зачем идешь по нему. Но это единственный Путь, который тебя спасает. От тебя самого».
Мастер Шицу.
Когда кто-то безжалостно заколотил в деревянную дверь, Лин развернулась к стене и накрыла голову подушкой. Еще ведь не рассвело, еще даже просвет в окне-дыре не посерел.
— Картым-па! Уж! — грозно орал кто-то из-за двери.
Эта свистопляска для Рим — вот пусть она и поторопится.
Соседка, тем временем, уже бодро спрыгнула с кровати и, судя по звуку, натягивала одежду. Лин мстительно слушала пыхтение и радовалась тому, что ей — неучу и бездарю — пока предстоит перебирать семена из мешков. Или чего там ей прочили?