Наташа спросила ее:
— А каким тоном вы их задаете? Таким, как сейчас?
Полина Викторовна вскочила, глаза ее засверкали, и она закричала на Наташу:
— Ты, дурочка молодая, не знающая жизни, помолчи! Сама научись жить! Если ты дочь начальника главка, то не лезь в то, в чем не разбираешься! — и сердито выбежала из комнаты. Остальные промолчали.
Над Леней разразилась гроза. Полина Викторовна собиралась поставить вопрос о его переводе в спецшколу для трудных детей. Наташа умоляла ее не делать этого, но она, и еще пара учителей старшего поколения была непреклонна:
— Они, эти детдомовцы, на всем государственном живут, сидят на шее народа, да еще смеют так вести себя! Все условия им обеспечены, учись, так нет, характер надо показать! Правду говорят, что от таких родителей, как у них, и дети вырастают такими же, как не старайся воспитывать.
Наташа не знала, что делать. Глядя себе под ноги, побрела домой, одна, без сопровождения. Дима встретил ее у крыльца школы, и она в отчаянии рассказала ему все.
— Понимаешь, он ведь не такой! Он хороший, добрый мальчик, многим интересуется, и учиться мог бы отлично, а что ведет себя так, так это у него защитная реакция такая, чуть что, сразу в свою раковину, и все в штыки. Ну как им это объяснить?!
Тут и началось их сближение с Димой. Впервые за все годы дружбы он обнял её, прикоснулся теплыми губами к щеке, вытер слезы на ее глазах ее же шарфиком и твердо сказал:
— Пойдем в детдом, прежде чем они пришлют письмо.
Наташа от благодарности нежно прижалась к нему, чего не делала все годы их дружбы, всегда держась на некотором расстоянии.
— Какой ты хороший, милый…
С этой поры начались у них новые отношения, которые каждый таил в своей душе, незаметные внешне, зажглась какая-то искорка. Но было совершенно очевидно, что это была любовь, так неожиданно вдруг раскрывшаяся за все эти долгие годы.
Директор, строгая, в очках, сухопарая и высокая женщина средних лет пригласила их сесть, внимательно выслушала взволнованную Наташу.
— Пусть пишут, что я могу с ним сделать? Побить? Так нельзя. Лишить кино или ужина? Они и так уже лишены родительского тепла. Коллективное воспитание только на бумаге хорошо смотрится. А к Лёне нужен особый подход, тут я с вами согласна. Из него можно веревки вить, если по-хорошему, а можно и грубость услышать в ответ. Умный мальчик, но характер у него очень сложный. Эти дети, они во всем подражают взрослым, ссорятся, страдают, у них появляется комплекс неполноценности, а уж генетика… — она неопределенно покрутила рукой в воздухе, — Я тут сделала за много лет анализ адаптации выпускников из детдомов, это тема моей диссертации, и пришла в ужас: более половины становятся преступниками! Им некуда идти, они не умеют жить в жестоком взрослом мире. Тут мы их кормим, одеваем, все по часам, все, как в неволе, ребенок еще хочет спать, а тут подъем. Знаете, я сама очерствела от этой постоянной боли за них. У меня нет семьи, я всегда тут. Человеку, имеющему семью, здесь работать трудно.