Помнится, он тогда невовремя вернулся с работы, и застал нас с Эриком за страстным поцелуем на прощание. Моего тогда уже любовника вышвырнули из квартиры, придав словесного пинка для ускорения. А в мой адрес полилось такое дерьмо, что и словами не передать. Видите ли в семье потомственных военных не может быть геев. Это я ещё мягко выразился. Не хочу вспоминать какими эпитетами бросался в мой адрес Виктор-старший.
Вечером того же дня батя заявил, несмотря на слёзы и протесты мамы: «Никакого института, в армию пойдешь, там из тебя человека сделают. Я уже договорился с военкомом, так как ты занимался в секции каратэ, и по комплекции подходишь, тебя в ВДВ возьмут. Начинай вещички паковать. Побежишь на призыв в числе первых»
Отслужил я кстати неплохо. Моё умение дать сдачи и бешеный характер сделали своё дело, но нисколько не изменили моего отношения к женскому полу. Я только укрепился в понимании, что я настоящий гей, а не би, как Эрик.
Вернулся я из армии весь такой повзрослевший и возмужавший. Бросив вещи дома, побежал выяснять отношения с любимым, благо был уже вечер.
Эрик обещал дождаться меня, клялся в любви, но последние пол года перестал отвечать на письма.
Дверь квартиры Роос открыла молодая женщина, явно на последних месяцах беременности. Подумал было, что семья моего любимого переехала, как вдруг девица крикнула: «Эрик, это, кажется, к тебе»
Мы вышли во двор и сели на лавочку. Эрик рассказал, как девчонка от него залетела, и он, как порядочный парень, женился.
«А как же я? Как же наша любовь?» – спросил недоуменно. Сердце разрывалось на мелкие частички от боли и непонимания.
«Забудь, Витя, и не вспоминай. Да, и не приходи ко мне больше, Люда не знает, что я когда-то спал с парнями», – голос Эрика не был удрученным или сожалеющим, он был спокойным, как будто нашей любви никогда не было.
А может, и вправду не было, по крайней мере, с его стороны.
Я ещё неделю не мог прийти в себя, огрызался на отца, грубил маме. Наконец, батя не выдержал и заорал: «Щенок, ты что о себе возомнил!? Одну блажь из башки выкинул, другой занялся? Тебе что, не хватает в жизни, с чего такие закидоны!?»
И тут я опять сорвался и заорал с дуру, что Эрик сволочь, выкинул меня из своей жизни, как надоевшую игрушку. Отец рассвирепел не на шутку. Кричал, что я позор семьи, раз не выбросил из головы всю эту грязь, а в конце добавил, что у него нет сына, и выгнал из дома.
Как ни странно, но меня приютила бабушка с маминой стороны. Узнав правду, она лишь покачала головой и ласково обняла меня.
У бабули был рак, но то, что последней стадии, знали только я и она. Год мне приходилось жить несладко, разрываясь между учебой в торгово-экономическом и уходом за больной. Иногда появлялась мама, навестить нас, но это было совсем ненадолго. Сестра и вовсе заглядывала раз в месяц, на пять-десять минут. Все предпочли спихнуть больную на мои заботливые руки. А я и не жаловался, бабушка стала для меня роднее всех. Когда она совсем слегла, так, что не смогла подняться с кровати, то вызвала нотариуса и написала завещание. Квартира доставалась мне, а старый дом в деревне сестре.