Я отпрянул. Её слова были жестче, чем удар по лицу или под дых.
Онисобирались запретить мне видеться с Эмметом?
Мариетта начала спорить более яростно, но я видел выражение лиц моих родителей, а мама Эммета не могла сказать ничего, что изменило бы их решение.
Настолько же мать и отец были обеспокоены моими с Эмметом отношениями.
Я оттолкнулся от стены и, спотыкаясь, вышел из комнаты, игнорируя их крики мне вслед. Перепрыгивая через две ступеньки, я поднялся к себе в комнату, захлопнул дверь и подтащил свою кровать к двери, чтобы её заблокировать. Забравшись в кровать, я натянул одеяло на голову и уставился в темноту.
Эммет ушел. Из моего дома и из моей жизни. Больше не будет прогулок в магазин или вокруг квартала. Больше я не встречу его на железнодорожных путях. Не будет больше смс и зависания в Гугле. Больше никаких поцелуев. Никаких прикосновений.
Никакого Эммета.
В своей голове я заново проигрывал разговор внизу. Я должен был бороться за него. Должен был кричать в ответ. Но я был слабым и никчемным. Я не мог бороться. В хороший день я едва мог встать с кровати.
Эммет заслуживал кого-то намного лучше меня. А я не заслуживаю что-либо или кого-либо вообще.
Я тихо рыдал под одеялом, оплакивая свою глупость, бессилие, мой провал. Но горше всего я оплакивал потерю Эммета.
Глава 9
Эммет
Многие суждения об аутизме несправедливы, но самое страшное то, что люди заблуждаются, размышляя о поведении аутистов. Я должен учиться читать по лицам и контролировать свой гнев, и, когда я допускаю ошибку, меня ругают и наказывают. Но когда Габриэль стала вести себя как стерва, потому что ей не понравилось, что Джереми гей, наорал ли на нее кто-нибудь? Сказал ей: «Эй, может тебе не стоит быть такой сукой со своим собственным сыном»? Нет. Извиняясь перед ней, меня отправили домой, и вели себя так, будто я сделал что-то неправильное. Они велели мне успокоиться, расстроившись, что я не могу контролировать свой гнев.
Хуже всего, что я не мог просто злиться. Не мог зарыться в свои чувства. Не мог надеть мою рубашку-злость и колотить кувалдой, пока та не сломается. Я не мог дуться или быть угрюмым. Мне нужно было взять себя в руки как можно скорее.
Я видел Джереми перед моим уходом. Он был так расстроен, что впервые огоньки покинули его глаза. Я не всегда могу читать по лицам, но мог замечать этот свет, а теперь его свет померк почти полностью. Вспомнив, как он рассказывал мне о голосах в его голове, которые всегда были громкими и сердитыми, я забеспокоился, что произойдет, когда к этим голосам присоединится голос ругающей его матери. Я переживал так сильно, что у меня скрутило живот. То, что живот скрутило из-за голосов Джереми, нелогично, но так случилось. Я попытался пойти обратно к нему, чтобы вернуть его свет, но Алтея сказала, что я должен ждать маму. Я хотел показать знаком, что собираюсь прекратить разговор, но если бы сделал это, то не смог бы рассказать ей о Джереми.