Срезало верхушку фок-мачты, она падала, задевая за ванты и увлекая вниз красный трепещущий лоскут.
- Флаг! Сбило флаг! - раздались голоса.
"Как же без флага-то? - подумал Иван Алексеев и помчался по трапу к тому месту, куда рухнул обломок мачты. - Гады, еще решат, что мы сдаемся".
Иван бросился к мачте, но в эту минуту резкая боль пронзила левый бок. Руки судорожно прижались к груди, сквозь пальцы сочилась кровь. Жгло спину, на нем горела фланелевка. Старшина пытался стащить ее, но онемевшие руки не слушались.
Подбежали Новиков и Синьковский, помогли снять рубаху.
- Флаг! - только и смог сказать Алексеев. Новиков понял.
- Ваня! - крикнул он почти в самое ухо Синьковскому. - Помоги старшине, я мигом.
И он убежал.
Через минуту все увидели взбиравшегося на мачту матроса. Не многие разобрали сквозь дым, кто это, но увидели, что за человеком поднимается алая, как пламя, полоса.
Над судном рвались снаряды, и жизнь смельчака висела на волоске. Взоры всех были прикованы к маленькой фигурке на мачте. И вот уже ветер развернул кумачовое полотнище, и оно гордо заколыхалось над "Сибиряковым". Бой разгорелся с новой силой.
А матрос? Матроса уже не было в живых.
* * *
- Скворцов! Скворцов! Дунаев! - кричал в трубку Никифоренко.
Артиллеристы не отвечали: связь нарушилась. Офицер бросился к трапу. Вскоре его звонкий голос разносился где-то на корме. Выстрелы орудий, надсадный вой собак, жалобное мычание коров, резкие выкрики команд. Дикая какофония раскалывала мозг, терзала нервы.
- Скажите, что мне делать, Зелик Абрамович! - кричал в ухо комиссару Золотов. - Я должен что-то делать, иначе можно сойти с ума!
- Помогайте подносить снаряды! Снаряды, понимаете? Идите к Дунаеву!
Золотов кивнул головой и помчался к носовым орудиям. В это время страшный удар потряс судно: одиннадцатидюймовый снаряд угодил в корму. Качарава видел крутящиеся в воздухе бревна, ящики, какие-то лохматые, шевелящиеся комочки, переломленный надвое кунгас. Смолкли кормовые орудия. На палубе заплясали кривляющиеся языки пламени. "Сибиряков" потерял управление и беспомощно закружился на месте, как бумажный кораблик. Матрос Котлов все еще растерянно крутил штурвал.
- Юра! Прошин! - позвал Качарава связного. - Беги скорей на корму, к Сулакову. Пусть возьмут ручное управление. Передашь: курс - остров!
До этой минуты Юра находился словно в забытьи. Он стоял на мостике за спиной командира и удивленно смотрел по сторонам: на воду, вспененную взрывами, на палубу, где-то появлялись, то исчезали желто-красные всплески огня. Там, по палубе, бегали люди, перекрещивались белые струи брандспойтов; иногда люди падали, он узнавал и не узнавал их, все были какие-то странные, не похожие на себя. Прошин смотрел вокруг и удивлялся своему спокойствию: казалось, он в кино, зритель, не способный чем-либо помочь героям фильма.