Кузьмич выглядел странновато. На нём была одета сильно потёртая и местами замызганная телогрейка, шапка-ушанка и стоптанные шлёпанцы на босу ногу. Хьюмстеры никогда не одевались в тёплую погоду, похолодания вплоть до температуры замерзания воды компенсировал пушистый мех. Зачем могла понадобиться толстая ватная телогрейка сейчас, было непонятно. Зачем вообще одеваться, если и погода и общественная мораль позволяют ходить голышом? Мех на шапке-ушанке скатался в комья, шлёпанцы были стоптаны настолько сильно, что было непонятно, зачем старый некрофил надел эти лохмотья. Если только ради запаха, которым они пропитались за долгие годы.
Пока Овольд с Брунхильдой удивлённо пялились на незваного гостя, он упорно пытался протащить в дверной проём нечто крупногабаритное. Сил ему, явно, хватало. Но вот ловкость у него была прокачана совсем слабенько. Все движения старого некрофила были какими-то неуклюже-угловатыми. Его тазобедренные суставы, казалось, давно утратили гибкость. А плечи торчали в разные стороны, как два неотёсанных бревна. Попытки с двадцатой, Кузьмич всё же втащил в норку свою ношу. Овольд с Брунхильдой не пытались выгнать его. В соответствии с моралью хьюмстервов, можно было без спроса ходить в гости когда угодно и к кому угодно. Гнать незваного гостя было запредельно злостным индивидуализмом.
— Что это? — с нескрываемым отвращением в голосе спросила Брунхильда.
— Ага, — ответил старый некрофил.
Впрочем, и без объяснений было понятно, что притащил старый некрофил. Брунхильда задала вопрос не столько для того, чтобы получить ответ, сколько для того, чтобы выразить своё недовольство. Кузьмич буквально в два шага преодолел расстояние от двери до любовного гнёздышка, продемонстрировав при этом совершенно неожиданную прыть. Кто бы мог подумать, что такой угловатый и неуклюжий некрофил может сделать два таких широких и быстрых шага.
— Зачем ты это притащил? — переходя на визг, спросила Брунхильда.
— Ыгы, — ответил старый некрофил.
После этого исчерпывающего объяснения Кузьмич бережно, как две драгоценности, уложил два иссохшихся трупа возле гнезда. Один труп был когда-то самкой хьюмстера, второй самцом. После этого у Овольда и Брунхильды появилась возможность рассмотреть Кузьмича спереди. Его телогрейка была застёгнута всего на две пуговицы, остальные, очевидно потерялись. Сквозь не до конца запахнутую телогрейку было видно, что мех Кузьмича местами слипся, местами скатался. Потемнел мех от грязи или от индивидуализма, — определить не представлялось возможным. От чего мех слипся в крупные катышки, от грязи или от естественных телесных выделений, — определить также не представлялось возможным.