Лицо Кузьмича было морщинистым, зубы потрескавшимися и потемневшими. Губы не до конца смыкались. Из-за этот создавалось впечатление, будто Кузьмич толи скалится, толи смеётся. Его правый глаз пылал огнём безумия, а в левом глазу горел тёмный всепожирающий огонь. В противовес глазам всё тело Кузьмича выглядело упокоенным и пассивным. Но это впечатление было обманчивым, в чём уже успели убедиться Овольд и Брунхильда, когда Кузьмич в два шага преодолел расстояние от входа в норку до их любовного гнёздышка.
— Чего тебе надо? — тем же недовольно визгливым тоном спросила Брунхильда.
— Гы, — ответил старый некрофил, после чего развернулся, и, не прощаясь, ушёл.
— И что теперь с этим делать? — после ухода Кузьмича Брунхильда глубоко вздохнула и немного успокоилась.
— Не узнаёшь? — Овольд взглядом указал на лежащие на полу трупы.
— К чему ты клонишь? — Брунхильда посмотрела на Овольда с опаской. Затем посмотрела ещё раз на лежащие возле гнёздышка трупы. Потом с ещё боле острой опаской посмотрела на Овольда.
— Это наши с тобой трупы. Этот твой. А вон тот остался от моего прошлого воплощения.
— Дорогой, ты меня пугаешь! Я не верю! Я не могла быть такой страшной!
— Ты, наверное, умерла очень старой хьюмстершой. Возможно, к концу жизни, твоё здоровье было уже далеко не идеальным…
— И ты к концу прошлой жизни был не красавец. Щупленький, иссохшийся. Один глаз висит на нитке, Второй глаз Кузьмич, похоже, потерял.
— Это уже не важно, — твёрдо сказал Овольд. — Бери свой труп.
— Что ты задумал? Я не хочу в этом участвовать! Нет. Нет и нет! — Брунхильда отползла в дальний угол гнёздышка и прикрылась одеялом.
— Дорогая моя, любимая, родная. Я понимаю, что тебе страшно. Но это нужно сделать. Я всё время буду рядом. Всё будет хорошо.
— Что ЭТО?
— Надо сжечь ниши трупы. — Взгляд Овольда был твёрд как сталь. Он встал и начал поднимать за подмышки свой труп.
— Уф, — Брунхильда выдохнула с облегчением. — Сжечь, это ладно. Но как?
— Поднимемся на поверхность, найдём где-нибудь дрова, разведём костёр. По ходу дела сориентируемся. Бери свой труп.
Брунхильда, слегка пошатываясь, стараясь отстраниться от запахов и прочих ощущений, стала поднимать свой труп. Труп был гораздо тяжелее, чем казалось. Овольд стал помогать ей, стараясь при этом не уронить свой собственный труп. Обоим пришлось долго кряхтеть и корячиться. Когда они, наконец, приняли устойчивое положение, зажав между друг дружкой оба трупа, в норку вошёл Каменщик.
— О-о-оу. — Каменщик остановился на пороге как вкопанный и воззрился на открывшуюся картину. — И эти хьюмстеры говорили мне, что групповуха — непристойное извращение!