– Синдин – родная кровь, а в роду у меня рыжего волоса не было, – мать ненадолго замолчала и добавила: – За рыжий волос у отца разговора тоже не было. Когда лихоманка мужа прижимать стала, рассказал он мне, что к Аккилуре ездил и ответ с нее требовал. Мол, его ли кровь, ежели в роду рыжих не было.
– А малец сам-то как? – начал выспрашивать Пест. – Омут тихий, аль кострище?
– Кострище… – кивнула Митрофана. – Спасу нет, как злобой пыхтит, стоит только упрекнуть его. Но зла держать не умеет, выгорает быстро. С делом так же. На подъем легок, а как довести до конца, али дело нудное и долгое – не усиживает…
– А не вытворял он ничего? Так, чтобы руками не сотворить?
Мать пожала плечами, давая понять, что ничего подобного не замечала. Пест покивал своим мыслям и произнес, глядя ей прямо в глаза:
– Не от рода и крови волос его рыжий. И на месте он не сидит не потому, что юродивый, – Пест вздохнул, словно извиняясь. – Это след от того, что силою мажеской меченный он. Сила та – огонь.
– Зело плохо сие? – спросила обеспокоенно мать.
– Тут надо его смотреть. Ежели есть в нем сила, которой маги ворожат – надобно учить его. Иначе беда будет. Огонь – не шутка. А ну как обиду затаит лютую, и полыхнет село?
– А ежели нет? – уточнила Митрофана.
– А коли нет, то и спроса нет, но сила мажеская просто так младенчиков в утробе редко лапает.
Митрофана уставилась в одну точку и принялась бормотать негромким и спокойным голосом:
– Я ж все для него! Все… Я ж готова была в огонь и в воду, лишь бы мужики признали наши… – Митрофана сидела как пришибленная. – А он ворожбой мажеской меченный… Как же ему теперь? Кто его в ученье возьмёт?
– Я возьму, но ему вперед грамоте учиться надобно, да делу, какое сможет освоить. Умений ему лишних не будет, – Пест задумчиво посмотрел на столешницу и почему-то начал ее поглаживать. – Пока мальчонка растет, я сам мажеской волшбе учиться буду. В наших землях лишнего люда, волшбой владеющего, быть не может. А старшому села вашего от меня слово передай: «Сей малец – ученик мой. За него я спрошу, я же и ответ держать буду».
Пест вдруг резко дернул правой рукой. От женщины не укрылось, что Дакрит замер и поднял взгляд на Песта, перестав мучить бересту.
– Откуда? – спросил Дакрит.
– Воржские рыбаки… – задумчиво произнес Пест, растирая кисть правой руки. Говорил он, уставившись в одну точку. – Деву чужую им Ворж принес. Дева та едва живая, но дышит, и сердце бьется.
Пест еще с минуту смотрел в точку и чему-то кивал и шептал, а потом поднялся, громко произнес:
– Дакрит, суму лекарскую большую собери! – затем Пест повернулся к женщине и произнес тоном, не терпящим пререканий: – С сего дня харчи в доме твои, пока Дакрит продукты переводить зазря не перестанет. Жить будешь тут, мыться в бане у старшого села…