(И).
Всякая вредная лесть должна быть изгнана из обращения между истинными друзьями; но сие не исключает некоторой степени приятной угодливости и уступчивости в вещах невинных. Есть люди, коих приязнь мгновенно исчезает, коль скоро перестают им льстить, во всем быть одного с ними мнения. В присутствии их нельзя отдавать справедливости достоинствам других, сколь бы велики они ни были; нельзя касаться многих предметов, не раздражая их. Поступили ли они в чем-либо безрассудно; слепо ли предубеждены в пользу или против чего-либо; заблуждаются ли мечтою или страстью; находим ли мы основательной причину осуждать их образ жизни и ведения хозяйства; отважимся ли что-либо насчет его сказать, - они немедленно раздражаются. Другие не столько тем оскорбляются, сколько огорчаются. Привычка изнежила их так, что лишила их способности слышать и воспринимать правду. С ними можно только говорить о вещах, усугубляющих душевную их слабость. "Оставим это, если смею о том просить, -говорят они, - это такие предметы, о которых я не охотно вспоминаю. Нечего делать! Знаю, что я не прав, что мне надлежало бы, может быть, поступить иначе, но это было бы для меня слишком трудно - мое здоровье, мое спокойствие, мои слабые нервы не позволяют мне обстоятельно о том подумать". - Боже мой! какой язык! человек с твердым характером, истинно любящий и желающий добра, должен уметь всякий предмет с основательностью обдумать. - Подобные слабые люди не годятся быть друзьями. Должно иметь мужество говорить и слушать правду, хотя бы правда сия была горестная и потрясала бы всю внутренность нашу. Но обязанность говорить другу своему истину не дает права делать то с грубостью, навязчивостью и надменностью, утомлять и огорчать его длинными поучениями или беспокоить его опасениями, когда по обстоятельствам или характеру его нельзя ожидать из того пользы.
(12).
Выше я уже сказал, что все, нарушающее неравенство между друзьями, для дружбы вредно. А так как взаимное соотношение между благодетелем и облагодетельствованным наименее согласуется с равенством, то, кажется, разборчивости чувств соответствует избегать, чтобы приятием благодеяний не подчинить себя некоторым образом своему другу. Одолжения сего рода противны свободе выбора, на которой дружба должна быть основана. Таковые одолжения вмешивают в дружеский союз нечто не принадлежащее к оному, а именно - благодарность, которая не произвольна, но есть обязанность. Редко можно говорить с благодетелем с той же твердостью и откровенностью, как с другом. Кроме того, если я прошу друга об одолжении, он, может быть, только по разборчивости не откажет мне в том, в чем отказал бы другому. Я знаю, что сердцу гордому и благородному труднее