В сем случае ничто столь не действенно, как взаимный ответ тщеславием на тщеславие, или показывать, что высокомерие его совсем неприметно, или вообще не обращать никакого внимания на сих надменных людей, даже в то время, когда имеем нужду в их пособии. - Я на себе испытал, что чем более им поблажают, тем более они требуют, тем более увеличивается их высокомерие. Но отплати им тою же монетой, и они, верно, по глупости своей, придут в смущение и принуждены будут принять совсем другой оборот.
(6).
Обращение с людьми весьма щекотливыми, которые легко оскорбляются маловажными вещами, бывает крайне неприятно. - Но сия щекотливость может происходить от различных причин. И потому, если нам известно, что человек, с которым мы имеем дело, легко оскорбляется маловажным, невинным словцом или какою-либо двусмысленною ужимкой или невнимательностью к нему других людей, и сие огорчение происходит, как обыкновенно бывает, от тщеславия, либо от самолюбия, или от задорных насмешек недоброжелательных людей, или, наконец, от чрезмерной чувствительности сердца, или от того, когда не отдают ему по-справедливости сообразно собственным его пожертвованиям, - то все сии обстоятельства необходимо учитывать и соответственно располагать по оным и свои поступки. Впрочем, если он честен и благоразумен, то огорчение его не будет продолжительно; оно скоро может быть устранено прямым дружеским объяснением. Он мало-помалу научится доверять друзьям своим, и, наконец, увидев, может быть, со стороны их всегдашнее в обращении благородство и откровенность, оставит свою слабость.
Из всех таковых людей самые несчастные в обществе и наименее удовлетворимые те, которые всякую минуту думают об отвращении и презрении к себе других людей. Итак, всеми силами надобно стараться избегать сих слабостей, мучительных для нас самих и несносных для других людей.
(7) .
Обращение с упрямыми людьми еще гораздо большим подвержено затруднениям, нежели с самыми щекотливыми. Впрочем, еще несколько можно с ними ладить, когда они благоразумны. - Тоща они, если только с самого начала оказывают им видимое снисхождение, сами внимают внушению своего разума, чувствуют свою несправедливость и утонченность нашего с ними обхождения и хотя бы на короткое время становятся преклоннее. Но сколь мучительно для обращения, коща соединяется строптивость с глупостью! Здесь ни мало не помогают ни убеждения, ни снисхождение. В этом случае по большей части не остается никаких более средств, кроме того, чтобы такому глупцу предоставить следовать слепо своей страсти; но между тем в собственных его понятиях, намерениях и предприятиях так запутать, чтобы он, будучи приведен в замешательство собственною своею безрассудностью, сам пожелал нашей помощи. Приведя его в такое состояние, надобно оставить несколько времени в сем замешательстве; чрез то он нередко становится тише, покорнее и начинает чувствовать нужду в помощи других. - Но если слабый строптивец каким-либо случаем хотя бы однажды оправдается перед нами или изобличит нас в каком-нибудь проступке, - в таком случае он всегда будет превозноситься перед нами и уже никогда не станет доверять нашей честности и нашему мнению, а сие самое есть весьма несносное для нас положение. Но в обоих случаях первоначально ни мало не помогают нам никакие подробные убеждения, ибо сии люди чрез то самое только более ожесточаются. Если мы от них зависим, и они делают нам такие поручения, которые, как нам наперед уже известно, по прошествии некоторого времени, верно, и сами будут осуждать, - в таком случае не может быть благоразумнее, как без всякого противоречия повиноваться по-видимому; но между тем или самое исполнение дела продлить до тех пор, пока они не образумятся, или тихонько исполнить оное по собственному усмотрению, что они, обыкновенно, в минуты, свободные от волнения страстей, одобряют, если только в таком случае притворимся, будто бы так и нс поняли их поручение, и не выставим между тем своей прозорливости.