Бог Солнца в поисках... суррогатной матери (Памфилофф) - страница 29

И я этого хотела, причем безумно. Поцелуй был лучше, чем я представляла себе. Каждый нерв в теле натянулся, каждая клеточка вспыхнула от напряжения, и я поняла, что не успокоюсь, пока не заполучу этого мужчину в свое тело. Это было дико, необходимо и раскрепощенно, и все вместе превращалось в эротический беспорядок.

С губ сорвался слабый стон, когда сердце сделало кульбит. В голове одна картинка того, что я хотела бы сделать с телом Кинича, как хотела, чтобы он взял меня, сменялась другой. Из-за такого напряжения, я еле могла вдохнуть.

Уперев ладони в грудь Кинича, я его оттолкнула и выдохнула вопрос: 

— Что это было?

Он втянул носом воздух у моей шеи.

— Думаю, люди называют это… химией.

Он теснее прижал меня, и я засомневалась, что выпуклость в его паху как-то связана с химией. Больше походило на безвременное, первобытное физическое влечение.

Он вновь прижался к моим губам, страстным и властным поцелуем, и комната перед глазами начала кружиться.


* * *

Следующим утром, я медленно растянула чрезвычайно пресыщенное тело, наслаждаясь ощущением шелковых простыней и теплым, весьма обнаженным, хорошо сложенным, мужским телом рядом.

Мое сердце затрепетало, когда, открыв глаза, я увидела лежащего рядом Ника, его спутанные, золотисто-каштановые волосы раскинулись на белоснежной подушке. Невероятные глаза были закрыты, позволяя мне рассмотреть золотистые ресницы, явно выделяющиеся на фоне загорелого лица, которые были похожи на крошечные нити карамели. Кинич был образцом изящного мужского совершенства.

Вздохнув, я сопротивлялась желанию поцеловать его обнаженную грудь — да, да, он загорелый везде (нудист?) — и погладить накаченный бицепс руки, которой он обнимал меня за талию.

Прошлый вечер был самым… самым…

Я в ужасе подскочила.

— Вот же блин!

Ник тут же открыл глаза и тепло улыбнулся. 

— Ох, ты встала. — И потянулся на огромной кровати.

Я уставилась на него, гадая, что же сказать… или закричать «Боже мой! Боже мой! Боже мой!», что казалось неуместным.

Ладно, Пенелопа, дыши. Просто дыши, и спроси у него, что произошло.

Но я не хотела оскорблять парня. Потому что, учитывая его тело, это должна быть была лучшая ночь в моей жизни.

Это… это… если все случилось.

Конечно, все случилось. Глянь, вон твои яичники затягиваются сигаретой после блаженства.

Нет! Черт побери, нет!

Он повернулся на бок и подпер рукой голову.

— Почему ты стоишь там, голая? Ложись в кровать.

Я посмотрела на себя. Божечки, я голая!

И побежала в ванную — огромную, современную из стали и стекла — захватывая на бегу пушистое полотенце.