Он последний раз завернул рукав и ответил:
— Я могу делать все, что моей душе угодно, потому что я Бог.
— Грубый с нездоровым любопытством бог, — проворчала я.
— Я мужчина, берущий удовольствие от жизни.
Он замолчал и задумчиво смотрел на мое лицо в течение нескольких неловких минут, прежде чем протянул руку и провел большим пальцем по моей нижней губе.
Я еще одно его «удовольствие»?
Мы смотрели друг на друга в течение длительного времени, и не удержавшись, я снова удивилась чертам его лица: полные губы, густые медового цвета ресницы, обрамляющие его бирюзовые глаза, его насыщенная безупречная загорелая кожа, и намек на ямочку на подбородке, покрытом щетиной. А эти волосы.
Каждая прядь была плотной и блестящей. Я хотела бы пропустить их через пальцы, пока Кинич страстно целовал меня и прижимал к его обнаженному, твердому, мускулистому телу….
— Ты точно уверен, что правильно наложил свое маленькое заклинание? — спросила я.
Он склонил голову.
— Конечно. А что?
Я чувствую, как внизу у меня покалывает.
— Да ничего. — Я встала и отошла, массируя виски. — Может быть, мне нужна минута, чтобы твое заклинание полностью подействовало. — Я почувствовала как на задворках разума, появилась ноющая, пульсирующая мысль, словно я на что-то была рассержена. И опечалена. Действительно, очень сильно опечалена.
— Моя мама! Эти монстры забрали ее. Зачем?
— Точно не уверен, Пенелопа. Но расскажу тебе все, что знаю, так что присядь.
— Я постою. — Быть так близко к тебе очень отвлекает.
— А я хочу, чтобы ты села. — Что-то в его голосе надломило мою решимость.
— Эй! Я думала, ты сказал у меня иммунитет.
— На мой запах и энергию, да. Но не на голос. Сядь. — Я почувствовала, как моя сила воли тает. И теперь мне очень, очень сильно хотелось сесть.
Тьфу! Он даже не пытается честно сражаться.
— Слушай, — сказала я, — прости, что обвинила тебя в том, что ты бог-шлюшка и простит — это неправильно с моей стороны такое говорить — но это не значит, что я простила тебя за то, что ты использовал на мне свои способности в ту ночь или дальше продолжать использовать их.
Он выгнул бровь.
— Ты в это веришь? Веришь, что я использовал мой «шлюховатый» дар на тебе?
Я кивнула.
— Понятно, — произнес он, потирая подбородок. — То есть ты утверждаешь, что никогда бы не захотела меня по собственной воле.
— Именно. — Ох, это серьезная нагрузка для твоей веры, Пенелопа. Он мог бы лежать в грязи, в навозе и ты все еще хотела бы его.
Не хотела бы.
Хотела!
— Ладно. Да! Да, ты потрясающий. Ты заставляешь мои женские прелести таять, как масло на горячем тротуаре. Но это не дает тебе никакого права быть мистером Властный Сукин сын или использовать голос, чтобы добиться своего.