«совершенно не допускает мысли, что новое свойство всякой клетки приобретается ею под влиянием окружающей среды со всей совокупностью ее физических и химических воздействий»>26.
Последнее замечание Лепешинской особенно важно. Естественно, что Гурвич не мог сообщить студентам того, что не было науке известно. Но показательно, что и в этом вопросе Депеши и скую заботила не научная истина, а поверхностные рассуждения о том, что внешняя среда в соответствии с ее запросами (!) будто бы формирует наследственность всех организмов. В этом она предвосхитила Лысенко. Гели бы в цитате о совокупности факторов внешней среды опустить слова о физических и химических воздействиях, органически чуждые лысенковскому кругу мыслей>28, то можно было приписать эту фразу Трофиму Денисовичу.
Естественно, Лепешинская не была создателем подобного стиля полемики. Литература той поры, особенно политическая и публицистическая, изобиловала схожими писаниями, наполненными личными выпадами. В России мастером в этой сфере был В. Г. Белинский, который находил выражения, буквально оскорблявшие тех, кто ему был не симпатичен, за что позже его бичевал Ф. М. Достоевский. Затем пришла пора столь же полемически заостренных публицистических работ Писемского, Чернышевского, Добролюбова. Верхов в этом стиле, доходящем до площадной брани, достиг Ленин, а за ним Сталин. Хлесткость стиля, неразборчивость в средствах стали знамением времени. Из воспоминаний старых большевиков мы знаем, что и в личную жизнь, так же, как и в отношения друг с другом, большевики, особенно в эмиграции, внесли непримиримость и не прекращавшиеся ни на миг дрязги и сплетни. Воспитанная на специфических распрях в политической среде Лепешинская перенесла тот же стиль в научную полемику. Иного стиля она просто не знала и предложить не могла.
К тому же это была первая солидная по объему печатная работа Лепешинской. Молодежи вообще и молодым ученым в частности свойствен юношеский максимализм. Поэтому можно было бы списать на молодость грех излишней горячности и ненужной императивности в суждениях. Но Ольга Борисовна давно перешагнула возраст молодости: ей уже исполнилось 55 лет. Посему эти приемы следует целиком отнести на счет ее политического прошлого. А из-за нехватки знаний и отсутствия опыта научного исследования органично вытекали недостатки ее работы, именно поэтому ее собственные научные предположения и умозаключения были наивны и, как мы увидим вскоре, легковесны.
По-видимому, издавая эту брошюру, Лепешинская преследовала одну главную цель — громко заявить о себе в науке. Этим и можно объяснить две тенденции в брошюре: попытку оспорить выводы какого-либо авторитета, чтобы полемикой с ним поднять и свои акции (известный профессор Гурвич для этой цели подходил), и сказать свое слово в науке.