Два момента резко отличали деятельность Лысенко и Лепешинской. Благодаря стараниям наркомов земледелия Украинской ССР А. Г. Шлихтера и СССР Я. А. Яковлева для Лысенко был создан специальный журнал (научный по статусу) «Бюллетень яровизации» (позже переименованный в «Яровизацию», а после войны выходивший под названием «Агробиология»), В силу этого у Лысенко не было тех неимоверных трудностей с публикацией своих работ, с коими постоянно сталкивалась Лепешинская. В своем журнале, начавшем выходить в 1932 году, где он был главным редактором, Лысенко публиковал все, что ему заблагорассудится. Там же он постоянно печатал письма тех, кто некритически, но восторженно воспринимал любые его новации В частности, в «Яровизации» появились отрывки из выступлений самоучки-земледела, бригадира звена из колхоза «Заветы Ильича» в деревне Шадрино, Терентия Мальцева, в которых он апологетически захваливал Лысенко и возмущался недалекостью и упрямством генетиков, толковавших о каких-то генах, которых и быть-то в природе не может,
«По-моему, тысячу раз прав Т. Д. Лысенко, что он новыми методами своей работы, построением своей новой революционной теории, систематически, как камни в застоявшуюся воду бросает вызов за вызовом представителям старой генетики>63.
…Я часто теперь задаю себе вопрос. Что было бы с генетикой и генетиками, если бы их не тревожили такие люди, как Т. Д. Лысенко. Нашли ли бы генетики выход из того тупика, в который их завела гипотеза независимости генов. Генетика… утверждает, что на каждый признак, или группу признаков, есть «ген» или группа «ген». Я и спрашиваю, сколько же может быть у организма, тем более многоклеточного, признаков? Я думаю, что вряд ли можно для их подсчета набрать достаточно цифр, могущих выразить число, переваривающееся в человеческой голове… И вот, когда задумываешься над такими вопросами, то поневоле удивляешься фантазии генетиков, которые ведь должны принимать такое количество ген в хромосомах, которого не выдерживает никакая фантазия»>64.
Второй решающий момент в судьбе Лысенко был связан с оценкой (или, вернее, некритическим захваливанием) его гипотез таким крупным в научном мире человеком, как академик Николай Иванович Вавилов. Если Лепешинскую привечали партийные верхи, но жестоко критиковали специалисты в ее области, то Лысенко был обласкан в обеих сферах. Конечно, более трезво мыслящие биологи и селекционеры критиковали агронома Лысенко, но авторитет Вавилова, который поверил в самобытность мышления его выдвиженца и одновременно выдвиженца коммунистической партии, сбросить со счетов было нельзя. Вавилов последовательно и неутомимо протежировал Лисенко, выдвигал его кандидатуру в члены-корреспонденты, а затем и действительные члены (академики) влиятельных академий — Всеукраинской и Союзной, представлял его на соискание Ленинской премии, печатно и устно в СССР и за рубежом хвалил лысенковскую яровизацию, его летние посадки картофеля, «теорию» стадийного развития растений и многое другое. Бывали и размолвки, но доброжелательность и интеллигентность Вавилова брали верх, он продолжал чуть ли не до 1939 года верить, что у Лысенко — своеобразный ум, недюжинная смекалка, хотя ему и не хватает порой знаний и образованности.