— Ванессочка, ты чего? — пожал плечами. — Зай, я просто поговорить хочу.
— Нет меня для тебя! Все разговоры в суде! ЯСНО?!
— Малыш, ну…
Полосонул словом по душе, резанул по ушам.
— Не была я для тебя никогда «малышом» и не буду! И не надо мне тут… свои дифирамбы заливать! НЕ НАДО! — откровенно дерзко, грубо. Унижая, добивая собеседника. — Пока я тут всё не облевала!
— Что ты несёшь?! За языком следи, а?! — резкое, разъяренное в ответ. Наконец-то искреннее. Правдивое. Настоящее. — Ты посмотри, в кого ты превратилась? С тобой человек пришел поговорить. Душу, может, открыть. А ты? Что собака с цепи сорвалась.
— Да, я собака. И что? ЧТО? А про твое «может» — это ты прав. Действительно. Ибо не было такого, и никогда не будет! Даже ты сам, нагло заливая мне в уши, не веришь себе! Не веришь, что это когда-либо будет возможным! Да и не надо оно! Слишком поздно! Если вообще когда-то было впору! Так что забирай — и уходи! — кивнула на его подачки. — Увидимся на заседании!
— Да уж… хорошо на тебя твой зек влияет. А что будет потом? А с нашим сыном? Ты хоть еще помнишь, что он у тебя есть? Или вы там, прям при нем… тр*хаетесь?
— А тебе бы только знать, как я с ним сплю. Не твое дело! И Федьку не трогай! Мы его любим и тебе не отдадим! Это — наш сын!
— Вот родишь ему, — едко, — и будет ваш. А это — МОЙ. ПОНЯЛА? — не менее дерзостно, нежели «гопник» из подворотни.
— И рожу. Не переживай. Скоро — рожу.
Гневом, выстрелом. Добивая жертву.
Видела. Всё видела: выбросил букет и конфеты в ближайшую мусорку, а вот подарок забрал: конечно, чего добру пропадать? Небось, продумал всё и чек сохранил. Сдаст — драгоценные денюжки свои вернет и пойдет обдумывать новый план… как испоганить мне жизнь. Как добить то, что не удалось сломать, разгромить, уничтожить… Надеялся, что, выгоняя меня (нас) из дома, я размозжусь и больше не поднимусь? Выжила. Назло всем вам — ВЫЖИЛА. И счастлива. Со своими двумя Федьками — я счастлива, и этого вам не отобрать.
* * *
Такого поворота событий… даже я не ожидала.
Нет, я была уверенна, что Серебров не упустит возможности нагадить нам в наш «семейный пирог счастья», но чтоб… до такого опуститься — это было выше моих сил. И выше моего понимания.
Если бы не успокоительные, что мне любезно прописал гинеколог, я бы точно рехнулась.
Мама! Моя «дорогая», «горячо любимая», маман примчалась. Якобы профилактическое обследование в больнице (ежегодное), вот только в этот раз… уж слишком сложно (здоровье уже не то), тяжело морально и физически, ей так часто мотаться туда, к себе в районный город, и сюда, в областной центр, дабы сдать все анализы и пройти необходимых врачей. А потому… ТА-ДАМ! Она останется у нас с Рогожиным… ненадолго, может, на пару-тройку недель пожить. Человек, у которого за душой никаких особых затрат, столько недвижимости, которую сдает в аренду, у которого… денег мама не горюй, нет… она не может позволить себе не только снять номер в гостинице или квартиру, нанять такси или еще что (ведь не каждый день-то ходить), вдруг решила резко сэкономить, да заодно возобновить давно утерянные родственные связи. Внука знать не знала, а то прям подарками задарила. Притащила и мне платья (на два размера меньше — за что я получила порицание, что «разжирела, как бочка» (цитата), и что пора думать, что и сколько ем). Ну а мой «сожитель» (и вновь цитата, яд в сторону Рогожина) — ее откровенно раздражал, хотя всячески терпела, рисуя вежливость и учтивость. Да только той жеманности хватало ровно настолько, что едва Федька за порог, как тотчас плотину прорывало — и такие помои оттуда лились, что даже бы бобры захлебнулись.