Нервически сглотнул слюну.
Чувствую, невольно чувствую его уже всего собой. Его твердое, уверенное запретное желание, отчего еще сильнее начинает меня накатывать страх. Начинаю дрожать от происходящего, сгорать от перенапряжения.
…схожу с ума.
Слепая надежда голодным волком воет.
— Пожалуйста… — едва различимо, догорающее мое сердце шепнуло вслух.
— Зай, — набатом пульса в ответ. Из моей души потекли реки крови, уже осознавая по его интонации последующее. Окончательное.
— Пожалуйста, — горько я, сквозь плач, еще сильнее к нему тулюсь, отрицая, не желая ничего слышать. Сгораю от ужаса. — Пожалуйста!..
— Я не могу, — расстрелом. — У меня же Инна есть… она мне верит… и любит.
Взрывом рыдания вырвались из меня. Жуткой, убивающей правдой.
Его выбора. Его праведности. Моего грехопадения.
— А ты? — прощальным, неосознанным вздохом.
Отвернулся. Отчего невольно уткнулась ему в шею носом. Но держит, еще удерживает подле себя.
Звенящая тишина, разбитая ритмом разодранных сердец.
— Не знаю, — выхлопом кислорода в мои удушливые тенета. — Уже не знаю.
Еще сильнее меня сжал, притиснул к себе — отвечаю тем же.
— Прости меня… — горьким шепотом.
Грохот. Вдруг внизу раздался шум. Женский смех ответом. А затем и вовсе стал отчетливо слышен голос.
Ее голос.
* * *
Грохот. Вдруг внизу раздался шум. Женский смех ответом. А затем и вовсе стал отчетливо слышен голос.
Ее голос.
Голос Инны.
— Да, б***ь! Где он делся?! Рожу, что, аисты унесли? Где вы его профукали? — возмущенно гаркнула Соболева.
— Да лазит где-то… — сквозь зевание, лениво ответил ей Рыжиков.
Тотчас отдернулся, выпустил меня из своей хватки Федор. Напор — и отсела покорно я в сторону. Ошарашенный взор (его) около. Поверхностные, лихорадочные вдохи.
Застыла и я, не дыша, боясь выдать нас всхлипами.
Еще один шумный вздох — дернулся, содрал с лица ладонями напряжение. Нервно выругался.
— Сиди здесь! — тихое, приказом.
Покорно закивала я головой, соглашаясь.
На край. Прокашлялся невольно громко — и в бой. Принялся спускаться.
Холодный, прощальный взгляд на меня — и скрылся.
Не посмела дальше даже взором провести.
Воровка. Я — воровка. И по делам мне!
Глухой стук — видимо, спрыгнул.
— Че орешь? — шутливое. Наверняка, как всегда, сейчас расписала его лицо добрая, озорная улыбка…
— Во, б***ь! Нашелся! — сквозь хохот голос Андрея. — Ты че там делал?
— Че-че? Мышей гонял, — гоготнул Рогожин.
— Придурок! Я уже распереживалась. Думала, свинтил, пока я сюда добиралась. — Инна.
— Так, а ты чего? Батя, что ль, отпустил? Курить есть? — судя по всему Грибу.