— Смотря че, — хохочет.
— Че-че? Сигареты! — не уступает в веселье и Федор.
— Ага, — едкое Соболевой. — Жди от него! Отпустит! Догонит — и еще раз «отпустит». Нет, свалил в командировку.
— Держи, — тихое, перебивая.
— Спасибо.
— И че, до утра? — сдержанное, с интересом Рожи.
— А тебе бы только до утра, — шаловливое Инны.
— Пошли, че стоим? Не на параде же… — Федя.
— А я думала, мы туда…
— Куда «туда»? — гогочет Рогожин.
— Ну, на сеновал, — хихикает скотина.
— Какой сеновал? — ржет уже откровенно Федор. — Я жрать хочу. А ей сеновал… От, выдумщица! — дружеской иронией. — Пошлите искать, че там осталось со вчерашнего…
Отдаляющиеся шаги. Стихающие разговоры, которых уже и не разобрать.
Уснула. Там и уснула. Свернулась клубком, и, давясь обидой, ненавистью к Нему, к Инне… но, прежде всего, к самой себе, тупоголовой идиотке, утонула в размышлениях. В тяжелых, ядовитых мыслях. В презрении и боли. Устала. Ужасно я устала от всего — а потому и не заметила вовсе, как провалилась, погрязла в глубоком, непробудном сне.
* * *
Проснулась, когда уже солнце печально склонилось к горизонту.
Оглядеться по сторонам, попытаться сообразить, кто что где… и принять решение.
Как бы там не было, а здесь прятаться вечно не смогу. Да и толку?
Жить. Как-то… да надо жить.
Точки. Расставили все точки над «и». А значит, что еще нужно?
Четко и правдиво: у него есть Инна. А ты — ты просто друг. Так было и будет.
И даже один раз не светит.
И Федя молодец. Он хороший, правильный.
А ты, ты — тупая идиотка. И по делам тебе. Нечего на чужое рот разевать. На жуткое подбивать.
По заслугам…
Подползти к краю — и попытаться забраться на лестницу.
Шаткая гадина — с каждым движением на грани того, что точно грохнусь. Но еще держусь.
Удавиться — сейчас бы в самый раз.
Упасть, удариться обо что-то твердое головой — и точка. Али шею свернуть. Всему был бы конец.
«Или что-то сломать, и отхватить еще больше позора», — язвительно запричитал рассудок.
«Дура», — надулась на саму себя и я.
Еще рывок — и ступила на землю.
Победа.
«Блин», — поморщилась я, ухватившись за бок. Только теперь отчетливо понимаю, как ужасно болит живот, ноет, тянет шов.
Точно дура. Зачем вообще ехала? На что надеялась?
Овечка. Тупая овца. Я.
Только за порог — как тотчас налетела на кого-то. В ужасе дернулась назад (невольно обратно в помещение), едва только разум уловил, уяснил, кто это.
— Стой! — бешенное Его. За мной кинулся.
— Глеб, не смей! — отчаянно взвизгнула я, жадно выпучив очи.
— Стой, я не трону тебя! — и снова шаг на меня. Руки поднял вверх, разведя их в стороны. — Я просто поговорить хочу.