» Роман Владычин. Одержимый идеей «мировой революции», витавшей в коммунистической России в 1920-х годах, он предпринимает путешествие в 1815 г., чтобы изменить ход европейской истории. Попав на поле Ватерлоо накануне решающей битвы, Роман помогает Наполеону выиграть сражение, а затем и возродить былое величие Франции. Мало того, благодаря умелой политике Владычина, получившего титул «князя Ватерлоо», создается Единая Империя.
«Стараниями энергичного уральца, — говорит В. И. Бугров, — в империи невиданными темпами развивается наука, подвигая вперед и технику. Инженер двадцатого века насадил в начале века девятнадцатого и железные дороги, и мартеновские печи, и швейные машины, и кинематограф. Озабочен Роман и развитием культуры. В специальный воспитательный интернат, где делами заправляет „носатый чудак“ — знаменитый педагог Песталоцци, со всей Европы собраны дети и подростки, которым суждено в будущем прославить свои имена.»
[22, 165–166]
Параллельно со всей этой «культурно-просветительской» деятельностью герой готовит революционный переворот, чтобы на всей Земле одновременно установить диктатуру пролетариата, царство справедливости.
Перед нами тип революционера-фанатика, нимало не сомневающегося в целесообразности и правильности своих поступков. Он не только бесцеремонен, перекраивая историю, волюнтаристски вмешиваясь в судьбы миллионов людей, присваивая себе честь открытий, совершенных во второй половине XIX и начале XX века, и воздвигая обворованным им ученым в качестве некой моральной «компенсации» символические памятники, фактически беря на себя функции самого Создателя. Роман Владычин еще и по-революционному беспринципен. Положение о цели, оправдывающей средства, обоснованное Макиавелли, становится его жизненным кредо. Герой цинично использует людей, доверившихся ему. Он предает жалкого старика Наполеона, топчет чувства мадам Рекамье, спасшей его от верной гибели, точно так же обходится и с другой влюбленной в него женщиной — Наташей Голицыной. Владычин, как и положено Богу и пламенному революционеру, страшно одинок. (Вспомним Антона-Румату в романе братьев Стругацких «Трудно быть богом»). Лишь изредка в нем просыпаются подлинные человеческие чувства. Он пытается остановиться, осмыслить пройденный им путь, понять, для чего все это и стоит ли оно того, что утрачено в результате его бесконечной погони за призраком «всеобщего счастья»:
«…Ватерлоо. Кустарная бойня — рядом с Верденом и Ипром. Удивленные канониры и первый разговор с Даву. Деревянный Екатеринбург. „Полу-рояль“ с клопами и плохими обедами. Пыль уральская, колючая. Площадь с прицепившимся на краю приземистым Ипатьевским особняком. „Мы, Николай Вторый“ — нацарапанный на дверном косяке последний романовский росчерк. Палатка. Треуголка. Приветствие гвардейцев по утрам около Пале-Рояля. Добродушный Ней. Наташа… Крестины дедушки. Безумный шепоток, безумные глаза Александра. Пестель… Муравьев… Пушкин… Бейте в площади бунтов топот. Выше гордых голов гряда… дальше — стерто… Потопы… миры… города…»