Дьявольские ли пары «Распутина», которого, ради справедливости сказать, я прошедшей ночью старался потреблять по минимуму, или некий антагонистический протест, движущая сила революций, — что-то из этого, а может и все вместе, подсказало мне идею демонстративно поймать самую большую рыбину, желательно гигантскую щуку, дабы доказать свою рыбацкую состоятельность, на самом деле мало зависящую от экипированности.
Я нашел подходящую, недлинную, но толстую березовую жердину. Привязал к этому несгибаемому удилищу леску «миллиметровку», маниакально радуясь ее прочности. Из четырех крючков и той же лески, с помощью прочнейшего узла, названия которого до сих пор не знаю, связал приличный якорек, который, ввиду своей массивности сам мог быть грузилом. Однако для большей обстоятельности роль донного утяжелителя я доверил моему ключу от гаража, очень кстати оказавшемуся в кармане.
За насадкой пришлось сбегать к вигваму, из которого по-прежнему торчали ноги моего коллеги, и доносился его хрюкающий храп. Только ли ругал я его в тот момент или еще благодарил за подаренную возможность отличиться? — точно не помню. Возле увядшего костра, из подходящего моему и щучьему интересу, кое-что нашлось: обрезок копченой колбасы, в оболочке и со шпагатным бантиком, и полбуханки хлеба, испачканного в саже. Все это было торопливо захвачено и унесено к берегу. Кусок хлеба предназначался мне — для того чтобы продержаться до поимки щуки, без которой я уже окончательно решил не возвращаться в лагерь. Колбасный обрезок, соответственно, был насажен на якорь суперудочки и даже, для прочности, подвязан к нему упомянутым шпагатиком.
Итак, удилище вогнано в песок. Размах, бросок, громкий шлепок по воде, — и рыбалка для меня, наконец-то, после десятилетнего перерыва, началась.
…Надо сказать, что это уже был конец августа. Как говорят на Севере, уже не лето. Реальная осень желтила и обгладывала березу, солнце не грело, — его просто не было видно за неконтрастными, как воспрянувший к небу туман, облаками. С похмельем пришло понимание холода, которым тянуло от воды и сырого песка. Но костер разжигать я не стал, чтобы не привлекать внимания к своей «особенной» рыбалке. Тем более что в лагере уже слышались голоса — это проснулись засони в вигваме и возвращались рыбаки с озер. Вскоре потянуло вкусным духом варящейся ухи, а еще через некоторое время, уже в сумерках, загорланились песни — я заметил, что они были уже не так громки: народ устал. В полночь, это я зафиксировал по своим часам, все стихло. Видно, что на мое отсутствие пока никто не обратил серьезного внимания. Только несколько «ау» перед полным затишьем. Это очень кстати. И все же: эх, коллега…