Вот и мне мама сшила чудесный голубой, украшенный белым бисером, сарафан и белую, всю в кружевах, кофточку. Купила к празднику белые чулочки и белые туфли, на голове повязала кружевной кокошник. А племяннице — толстушке Ланке, что на год младше меня, сшила черные штанишки и красную рубашку в цветочек и купила красные ботиночки. Для головы соорудила красно-черный картуз.
Наряды новогодние были готовы. Теперь нужно взяться за дело — разучить танец под музыку «Светит месяц, светит ясный…»
И начались репетиции. Помню я себя в слезах. Ох, этот танец, мой самый первый танец! Как же не хотелось танцевать! У меня все не получалось, как велела мама: то ножку не так поставлю, то ручкой не вовремя взмахну, то в такт не попадаю, когда мама поет. Светланка, одетая мальчиком — в красную рубашку, таращила испуганные глазенки.
И все же, когда собрались все гости и начали праздновать, развеселившись, я вдруг сама взяла за ручку своего «кавалера» — двоюродную сестренку и с удовольствием станцевала «Светит месяц…». Мне понравилось танцевать. Это было так весело и легко! И почему я раньше плакала, сердила маму? Танцевать так хорошо!
Мама похвалила меня и Ланку и дала подарки — по маленькой-маленькой куколке.
А раньше мама ругала меня как неумеху — не знала, что я умею танцевать.
Вот таким был Новый, 1931-й, год. Голодный, но мама сделала его красивым, запомнившимся на всю мою жизнь.
Зима 1930–1931 годов. Папы нет, он умер. Позднее утро. Дома тихо и очень холодно. Мама истопила печку очень рано, и она уже остывает. Чуть теплее в комнате с окном на улицу. Я слышу и вижу в окно, как по Кузнечной, вымощенной булыжником, по дороге на базар, прогрохотала подвода с железными ободьями на деревянных колесах. И опять тишина…
Папа умер летом, сейчас зима, а мама до сих пор не работает — я мала и меня не с кем оставлять дома. Яслей и детских садиков еще мало. Мне летом исполнилось три года, «пошло на четвертый».
Мама в ссоре с родней папы: они винят маму в папиной смерти. Мамина младшая сестра тетя Женя с мужем, Дядей Петей, тоже сердиты на маму. У тети Жени есть дочка Светланка. А мы все время только вдвоем с мамой.
Я сижу за столом, болтая ногами, и ем из большой глубокой тарелки перловую кашу. Эта каша мне не нравится — очень надоела. Мама варит ее каждый день, потому что у нас нет денег и, как она говорит, мало продуктов.
Я ковыряю остывшую кашу ложкой. Мама сердится: «Каша уже остыла!» Но ведь сама учила меня: «Ешь не торопясь, жуй хорошо, не глотай сразу». Перловую кашу, и правда, можно жевать — крупинки большие, не проглотишь сразу, как манную или пшенную. Крупинки словно сами просят: «Жуй нас!»