, и Курт и я, и ещё Генрих Юнг принесли её фюреру в Коричневый дом в Мюнхене. Вы бывали в Коричневом доме?"
— Nein, Herr Budd, ich bin ein Rheinländer.
"Ach, so?''— И Ланни заговорил о самой красивой стране винограда и старинных замков, а также о герре Рейхсминистре докторе Йозефе Геббельсе, который был родом из этого региона, а также о фрау Рейхсминистр Магде Геббельс и об их доме и об их блестящей беседе. Потом он рассмеялся, и напомнил себе, что он должен был рассказать о Коричневом доме в Мюнхене. Он описал это элегантное здание, которое было построено по собственному дизайну фюрера. Он рассказал также о кабинете фюрера и его убранстве, и как фюрер восхищался Сестрой милосердия, каким он обладал чрезвычайно тонким вкусом в искусстве. Он был сам художником, и заверил Ланни, что не хотел ничего другого, но, увы, немецкий народ потребовал его службы, и он не мог думать о своем собственном удовольствии.
Фюрер говорил с удивительным знанием о технике французской живописи, это не соответствовало истине, но Ланни был уверен, что лишнее полено не повредит огню в камине. Фюрер говорил прочувственно о своём уважении к французской культуре, и его желание, чтобы этот великий народ подружился с Германией. Для этого было необходимо только переориентировать французскую политику, разорвать прочь зверский союз с еврейским большевизмом.
"Это было три года назад", — сказал искусствовед", — и теперь вы можете увидеть чудесное предвидение этого человека. На данный момент французы начинают понимать чудовищную природу своей оплошности. Скоро правительство этой страны внезапно и полностью поменяется. Вы можете мне поверить, что не пройдёт и несколько месяцев, и вы увидите, как русский союз распадётся и будет создан германский альянс, который будет длиться в течение тысячи лет, как сказал мне фюрер в Берхтесгадене".
В течение часа или двух молодой эсэсовец слушал вопросы иностранца, знает ли он, то или это, и чаще всего он должен был отвечать унизительно Нет. Но здесь было что-то, о чем он знал, и он сказал: "Я думаю, что я знаю, что вы имеете в виду, герр Бэдд. Я полагаю, что вы активно заинтересованы в нашем движении".
"На самом деле, так и есть", — ответил Ланни. И как если бы он совершил бестактность, он вернулся к картине на стене. — "Здесь у нас Давид, поздний и совсем другой стиль, отличающийся от Буше и Фрагонара. Он рисовал очаровательных дам, как вы видите. Но он стал революционером, и рисовал революционные сцены, страшные картины, но без сомнения, генерал Геринг захотел бы иметь такие образцы, только в качестве предупреждения немецкого народа. Все несчастия и разложение, от которых Франция страдает в настоящее время, идут от этого слепого восстания черни, которая смогла свергнуть своих правителей посредством копий и вил, но не смогла предотвратить передачу контроля в руки еврейских ростовщиков и спекулянтов. Вы согласны с такой интерпретацией французской истории, герр лейтенант?"