внимательных и заботливых христиан. Почти каждую субботу после служения меня и моего товарища по комнате Лэрри Хар-риса непременно приглашали на обед. И я чувствовал, словно вдали от дома у меня есть семья. Это было очень важно. Я начал петь в церковном хоре. Репетиции проходили вече-рами по пятницам. Я с большой радостью туда ходил. Никогда раньше у меня не было опыта подобных братских отношений и такого чувства товарищества. Мы шутили, подбадривали друг друга, когда пародировали популярных певцов. Кто-ни- будь притворялся, что он — Карузо, или кто-то другой смешил нас, затянув фальцетом. Но сколько бы мы ни веселились, мы и работали, потому что Обри Томпкинс, наш регент, обожал утонченную музыку. Он постоянно заставлял нас разучивать трудные, но прекрасные хоралы, которые любил сам. Принимая в хор непрофессионалов и работая с ними, он не только прививал любовь к высокой музыке, но и учил ее исполнять. Обри Томпкинс занял важное место в моей жизни. Он практически заменил мне отца, наставника и учителя духовных ценностей. И что более важно, он очень доверял мне. Ни у меня, ни у моего товарища не было машины. Обри возил нас на репетиции хора и обратно. Нередко, когда все расходились, Обри садился за фортепиано или орган и играл только для нас с Лэрри. Мы подпевали. Мы ничего не планировали заранее, но одно только чувство, что мы ему дороги и он готов провести с нами еще немного времени, имело для нас огромное значение. Иногда приятная пожилая леди по имени Лавина Харрис (все обращались к ней «сестра Харрис») задерживалась и играла для нас на фортепиано. Было очень забавно и здорово слушать эту милую женщину. Даже когда она исполняла классические пьесы, она умудрялась добавлять туда немного «джаза-бибоп». Я не помню случая, чтобы мы сразу отправились домой. Ча-сто мы шли к Обри и слушали его новые записи, и у него были для нас мороженое и торт.
Я включил Обри Томпкинса в число моих наставников, по-тому что он был заинтересован во мне и всегда был готов выслушать меня. Хотя он преданно любил музыку, но люди были для него намного важнее. Эти первые наставники в моей жизни — четверо мужчин, четверо учителей — повлияли на само направление моей судьбы. Как я сказал в начале главы, ни один человек не создает себя сам. Сегодня я — немного мистер Джайк и мистер Мак-Коттер, немного мистер Доукс и мистер Томпкинс. Это те люди, которых Бог послал в мою жизнь, люди, которые отдали мне самое лучшее и научили меня делать то же самое.
ГЛАВА 4. НАСТАВНИКИ В МЕДИЦИНЕ
Разум — не сосуд, который нужно наполнить, он — огонь, который нужно зажечь. Плутарх Многие наставники требовали от меня серьезных усилий и учили меня исполнять работу идеально. Возможно, это не совсем верно — называть наставниками тех, которые, скорее всего, и понятия не имеют, как глубоко повлияли на направление моей жизни. Зато в полной уверенности я могу назвать своими наставниками и даже покровителями тех, кто обучал меня медицине. Некоторые делали это «подсознательно». Это люди, для которых было совершенно естественно отдавать людям большую и лучшую часть себя. Их пример, наряду с их словами (а иногда и без слов), вдохновлял меня. Первым я хочу назвать (хотя формально этот человек и не был моим наставником) нейрохирурга, декана медицинской школы при Мичиганском университете доктора Джеймса Та-рена. Его яркие объяснения процессов, происходящих при различных неврологических заболеваниях, которые звучали на консилиумах, вызывали во мне благоговение. Именно на его мастер-классах я понял, что может сделать для пациента нейрохирург. Более того, мне открылось, что могу сделать лично я.