— Боже, Рания… так невероятно… Я обожаю быть внутри тебя.
— Пожалуйста, больше, — шепчет она. — Больше, больше.
Я даю ей больше, но медленно, мягко. Пытаюсь заниматься с ней любовью так же нежно, как и целую. Так, будто она не хрупкая, просто чувствительная. Вхожу в нее так медленно, что каждое движение кажется вечностью, небесной бесконечностью.
Рания сжимает мой зад и прижимает к себе, поэтому я двигаюсь немного быстрее, проникая глубже. Чуть меняю ритм своих движений: толкаюсь в нее медленно, а выхожу быстро. Рания стонет и дышит все чаще и чаще. Чувствую, как пот скользит по ее телу, смешиваясь с моим.
— Хантер, — выдыхает Рания. — Мне так нравится это с тобой. Не останавливайся. Это чувствуется так хорошо, так правильно. Прошу, дай мне больше, еще немного больше.
Что-то в ее словах кажется мне странным, и я понимаю лишь через несколько толчков: она начала говорить намного лучше.
Я и не пытаюсь сказать, что не смогу остановиться, даже если захочу. Могу лишь двигаться вместе с ней, чувствуя, как ее сладкое мягкое тело скользит подо мной, словно самый нежный шелк, пробовать ее губы и ее дыхание. Боже, я люблю ее. Люблю так чертовски сильно, как, наверно, невозможно. Люблю ее еще больше с каждым своим вдохом, с каждым погружением моего члена в блаженство ее киски.
Я люблю ее все больше и больше. Интересно, как сильно я смогу любить ее через десять-двадцать лет. От попытки представить это — кружится голова.
Ногти Рании впиваются в мою спину, и она хнычет, кричит. Ее ноги обхватывают меня за талию и притягивают ближе и ближе, жестче и жестче. Блаженство. Сладкое восхитительное совершенство. Ангел любви создал плоть женщины, имя которой — Рания.
Ее грудь прижимается к моей, упругая, но податливая. Рания тяжело дышит и эротично стонет рядом с моим ухом — песня секса и любви. Ее внутренние мышцы сжимаются вокруг меня, когда я вхожу в нее, и разжимаются, когда отстраняюсь. Проклятье. Не знал, что девушки могут так. Такое ощущение, словно ее киска притягивает меня к себе, а потом отпускает. Самое горячее из всего, что я когда-либо чувствовал.
Обхватываю руками ее шею и целую Ранию в ее бездыханном забвении; целую, пока она не задыхается и не набрасывается на меня — страсть подталкивает к дикости. Внезапно, Рания становится животным, выгибает спину, цепляется за меня руками и ногами — всем своим телом — и выкрикивает мое имя, кончая. Я больше не могу сдерживаться, могу ишь только кончить вместе с ней, и, гребаный господь, это самое интенсивное освобождение из всех, что я испытал в жизни. Все мое тело объято огнем удовольствия.