— Хасан мертв.
Хасан, должно быть, тот парень, что бросил гранату и потом умер на улице. Она его знала. Я указываю на ее безымянный палец, потом говорю ее имя и указываю на нее.
Он был твоим мужем?
На долю секунды она, кажется, путается, потом понимает:
— Нет. Не… — и говорит слово «муж», как я понимаю. — Мама, — говорит она, потом изображает беременность, изгибая руки над своим животом, указывает на себя и поднимает один палец; потом произносит его имя, снова изображает беременность и поднимает второй палец.
Мне приходится поработать над пониманием этого слова, но, в конце концов, у меня получается. Он был ее младшим братом. Дерек убил ее брата, а Хасан убил того человека, который был мне братом больше, чем кто-либо.
Мы затихаем, оба размышляя о наших потерянных братьях. У Дерека была семья: мама, папа, сестра. Интересно, они знают, что он мертв? Интересно, та не-помню-как-там-ее, которую он подцепил во время отпуска — м-м-м-м-м… Мэган? Что-то типа того. Интересно, опечалена ли она его смертью. Если у них было серьезно.
Если я умру, никого это волновать не будет. Может, немного семью Дерека. Будучи подростком, я провел с ними много времени, особенно после смерти родителей.
Я смотрю на Ранию.
— Твоя мама?
Она вздрагивает, не глядя на меня.
— Мертва.
— И моя, — говорю я на ломаном арабском.
— Папа тоже? — спрашивает она. Я обдумываю это последнее слово.
Киваю
— Да. Папа умер. Мама умерла. Я один.
Она смотрит наружу, как будто видит улицу, на которой погибли Дерек и Хасан. Из-за наших потерь мы должны друг друга ненавидеть. Взамен я чувствую себя ближе к ней. Рания встречается со мной взглядом и позволяет увидеть свою боль.
Ее рука остается на колене, и я, может и по глупости, опускаю свою руку поверх ее. Она резко поднимает взгляд на меня.
Удерживаю ее взгляд, удерживаю ее руку.
Под этим жестом подразумевается утешение, но я не уверен, что она видит все именно так. Рания оставляет мою руку на своей ненадолго. Может, она черпает покой, может и нет. На этот раз она не выглядит злой.
Она встает, берет мои руки в свои, помогает мне подняться и ведет к гнезду из одеял — моей кровати. Когда я, наконец, снова ложусь, каждая клеточка моего тела пульсирует от боли и я не могу дышать; Рания поправляет макияж. Я слышу звук двигателя. Потом он прекращается; шаги.
Рания смотрит на меня, а потом я наблюдаю, как она превращается в Сабах. Боль отодвинута на второй план, вспышка отвращения, которая отразилась на ее лице при звуке автомобиля, исчезает, ее место занимает сладкая соблазнительная улыбка, которая не затрагивает глаз.