Бесчувственная любовь (Лесков) - страница 2

— Вы теперь одиноки, но очень возможно, что встретите девушку, достойную, и на ней женитесь.

А кузен мой, милый Саша, отвечал:

— Это едва ли случится, потому что на дурочке,— сказал он,— я не женюсь, а умная за меня не пойдет.

— Почему же не пойдет? — спросили его, ожидая, вероятно, что он признает себя глупым, но он этого не сказал, а довольно умно ответил:

— Не пойдет потому, что я никогда не позволю себе свататься к умной девушке, так как я не могу надеяться доставить ей достаточно умственные ресурсы.

— А если она сделает предложение?

Александр Андреевич подумал и ответил:

— Да, если сама сделает предложение, ну, тогда я не знаю.

II

И вот Бог послал Александру Андреевичу такое счастье, которого он и не ожидал. У нас в городе жил тогда важный сановник, который давно уже овдовел, имел трех дочерей, воспитанных замечательно: на всей свободе, как говорили злые языки.

Сановник держал для них <гувернантку> англичанку, которая руководила их уроками, а когда они достигли пятнадцати — семнадцати лет, только жила с ними, как друг. Девушки пользовались полной свободой, делали, что хотели, но были при этом невидимки, или почти невидимки: они показывались обществу только два раза в год на балах, которые делал их отец зимою, и затем их не видели никогда ни на гуляньях, ни в саду, ни в церкви, ни в театре. Если которая-нибудь из них приезжала на минуту в лучший из магазинов выбрать какую-нибудь вещь, то это была редкость: все, что нужно, доставляли на дом, или за покупками ходила их поверенная, пожилая девушка. Все свое время они проводили в огромном доме своего отца, преимущественно в их обширной библиотеке или на антресолях, а летом в обширном саду, который был при этом доме и который был огорожен со всех трех сторон каменной высокой стеной, а четвертой стороной примыкал к дому, откуда вели выходы, сходы, гроты и веранды. Затем на лето они уезжали в свою деревню тоже одни, так как сановник не мог покидать своего пункта, и опять вели жизнь самую уединенную, и потому они считались барышнями непонятными и ядовитыми. Одни думали, что им, должно быть, скучно, но это было неправда, другие думали, что они ведут подозрительную жизнь, и по этому поводу упоминались имена людей совершенно неподходящего положения, и это было, конечно, еще большая неправда: барышни не скучали и вели себя прекрасно. (Три грации, как их называли, были все хороши, умны, обладали музыкальным талантом, рисовали, немножко сочиняли: в прозе и стихах, вели свои дневники, читали массу, обладали страшной начитанностью, которую почти можно назвать ученостью, были очень добры к крестьянам и просты в обращении с ними, но знакомства избегали, дворянскую знать губернии знали только по именам.) И вот одна из этих трех граций, именно самая младшая, по имени Валентина, имевшая девятнадцать лет от роду (они все были погодки), прислала моему кузену, Саше, такое письмо: