Холодная улыбка Дорна исчезла.
– И как всегда виноват кто-то другой, – произнёс он. – С первой нашей встречи, Константин, вы так и не смогли полностью изгнать презрение из ваших слов. О, вы были вежливы. Я никогда не встречал никого учтивее вас. На самом деле это не слишком задевало меня, – примарх переместился, подавшись вперёд на троне и ткнув пальцем в сторону капитан-генерала. – Пусть вы и смотрите на нас свысока, но мы занимались делом. Мы строили империю, пока вы размышляли над тонкостями закона, что связывает вас. Мы принимали решения о том, какие планеты сгорят, а какие спасутся. Я предпочитаю кровь на руках книжным чернилам.
На мгновение Самон подумал, что Вальдор может резко ответить – дать выход гневу, на который он, конечно же, был способен. На несколько долей секунды двое смотрели друг другу в глаза, словно участвовали в каком-то невидимом испытании силы воли.
– И всё же задача перед нами осталась, – наконец сказал Вальдор. – Я пришёл посовещаться, а не спорить. Мы знаем, что Луперкаль скоро будет здесь. Вы – лорд-командующий. Я наделён властью Магистериума. Впредь мы должны выступать с единых позиций, чтобы дальнейший раскол не мешал приготовлениям.
Дорн посмотрел на пол, задумчиво сложив пальцы. Самон видел изгиб его могучих плеч и мог представить вес всего Империума, лежащий на них.
– Я скажу то, что требует моя душа, – медленно произнёс Дорн. – Если мои слова покажутся вам резкими, то не сочтите их оскорблением. У меня не осталось времени ни на что другое – настала пора неприкрытой правды. – Он посмотрел на Вальдора окружёнными тенями от недосыпания глазами. – И правда такова. Ваши силы истощились за время войны. У вас меньше тысячи воинов в строю и половина из них под ножами апотекариев. Мой отец молчит и не может направлять вас. Магистериум – пустое слово. Я не сомневаюсь, что вы будете сражаться, когда придёт время, и пожнёте столько же, сколько и всегда, но теперь ваше место рядом с Троном, а не на стенах.
Самон слушал, не в силах сдержать бурливший внутри позор, пока примарх излагал своё мнение. Сила слов заключалась не в том, как их произносили, а в них звучала скорее горечь, чем презрение, а в том, что их вообще произносили.
– У вас огромные заслуги, капитан-генерал, – сказал Дорн, стараясь контролировать жёсткость в голосе. – Но эта война больше не ваша. Она будет закончена легионами. Если вы хотите остаться её частью, вам придётся найти способ приспособиться.
Наступил апокалипсис, опустошавший остатки разрушенного города и превращавший его в летающие шквалы пыли и обломков. С разрушением падшего примарха великая пирамида пошла трещинами, испуская яркий свет, а затем взорвалась в кружащуюся колонну обжигающей глаза плазмы, пронзившей небеса.