Заратустра не есть тот, кто грядёт. Заратустра — тот, кто прейдёт, успокоится в смерти, как бог, что умер от своего сострадания к людям.
Заратустра ещё недостаточно жесток и героичен, чтобы стать воплощением «доброй воли к абсолютному самоуничтожению».
Заратустра («дионисийское чудовище») ещё недостаточно дьявол, чтобы становиться богом.
Заратустра — учитель вечного возвращения (как становящийся), но не носитель сакрального знания бога Силена, иначе бы его сентенции выжигали существование, а не оправдывали. Он учит о Сверхчеловеке, но сам им не становится. Его философская миссия — в другом.
В черновиках 1883 г. Ницше пишет: «О, Заратустра, защитник жизни! Ты должен быть и защитником страдания! Я не могу освободить тебя от ада; преисподняя должна восстать против тебя, а тени — свидетельствовать: «жизнь — это пытка».
Заратустра не просто оправдывает существование, но называет высшей волей к власти придание становлению характера бытия.
Устами Заратустры говорит не философ Ницше, а сам Дионис, возвещая о своем триумфальном возвращении. Он пожелал бы быть окруженным не менадами (“Я обращаюсь к мужчинам, говорил Заратустра, — прикажите женщинам уйти”), чья одержимость богом начинается с животного разрыва и завершается сакральным богоубийством, — зов Диониса собирает только его преданных жрецов, увитых змеями темного Логоса, отмеченных орлиной отвагой философской мысли — высших людей, презревших «последнего человека». Пока безмолвствовал Дельфийский оракул, око Заратустры открылось для вакхических прорицаний. Уста его разомкнуты. “Я хотел бы одарять и наделять до тех пор, пока мудрые не стали бы опять радоваться безумству своему, а бедные — богатству своему”. Так говорит... Дионис. Перед огненным ликом дневного светила, перед взором своего божественного брата темный бог тревожит уста молчавшего десять лет жреца. Прежде чем снизойти к людям, Заратустра, полный мудрости, словно “чаша, готовая пролиться”, просит благословения у Солнца. Готовый изливаться и одаривать, он принимает свой закат, ибо “хочет опять стать человеком”. Заратустра? Нет, философ Дионис, становящийся Заратустрой, der dionysische Unhold - в новой игре божественных превращений.
Он нисходит к людям и несет свой великий дар - учение о сверхчеловеке. “Я люблю людей”, — отвечает Заратустра первому, кого он повстречает на своем пути, старцу, любящему не людей, а бога (“любовь к человеку убила бы меня”). Это дионисийская любовь Дарящего, чей дар сокрыт в “детях неба и земли” как частица растерзанного титанами бога. Заратустра удивлен тому, что старец еще не знает, что бог умер. Явившись на базарную площадь, он видит толпу народа, которая собралась посмотреть на канатного плясуна. Там, в этой гуще зевак, в этой клоаке торжествующего невежества, Заратустра станет учить о сверхчеловеке: “Человек есть то, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?” Заратустра учит о Логосе, что как молния лизнет своим смертоносным языком человека; и этот Логос есть сам Дионис, который грядет не как бог, но как сверхчеловек, ибо в мире, где бог мертв, никто более не поверит в его воскрешение. Устав от добра своего и зла своего, Заратустра пророчит приход “дионисийского чудовища”.