В эпоху патриархата зооморфные и брутальные черты Аполлона становятся более имплицитными, а вскоре и вовсе уходят на задний план. Из волка он прекращается в убийцу волка, из мыши — всего лишь в повелителя мышей. Аполлон, некогда посмевший восстать против закона Зевса, становится его пророком, провозвестником его воли (а того, кто нарушает волю Зевса, он насмерть поражает своими стрелами). Ницше знает и описывает Аполлона поздней эллинистической традиции. Аполлоническое подверглось закону энантиодромии, чем и объясняется постепенное превращение хтонического, несущего гибель Аполлона, в бога гармонии и светлого начала. Но мы должны отметить, что древние греки мыслили «светлое» в его непосредственной связи с «огнем» и «пламенем», и Лосев совершенно точно указывает на то, что боги и демоны есть огненные существа, а не просто «свет», и позднейшая концепция божества как светлого начала принадлежит теогонистам и философам.
Если поначалу Аполлоническое ещё несло на себе следы породивших его дионисийских глубин, то в поздний период мы встречаем почти полную противоположность изначально рожденного Аполлона: его разящие врагов стрелы обращаются в живительные лучи Солнца. Облик бога обретает слащавость, миловидность и в некоторой степени женственность, закладывая новый канон мужской красоты. В «Перикла век» (середина V в. до н. э.) Аполлон становится олицетворением прекрасной иллюзорности, сновидений, чувства меры и покровителем изящных искусств, и поселяется на горе Парнас.
«Понятия, соответствующие духу Аполлона, — писал Александр Блок, конспектируя Ницше, —только завеса, скрывающая царство Диониса. Аполлон — отец богов, так как боги — торжествующее бытие, лучезарное, созданное, чтобы закрыть ужас и гнусность бытия, ве домые грекам... Аполлиническая мера, а для того, чтобы сохранить ее — самопознание... Чрезмерность (например, самовозвышение) чужда Аполлону. Аполлону же представляется титаническим и варварским влияние Диониса, хотя он не мог скрыть от себя своего родства с этими титанами и героями. Его бытие основано на скрытом фундаменте страдания и познания. Аполлон не мог жить без Диониса... Таинственный брачный союз обоих стремлений (Аполлон и Дионис)... Никакое художественное произведение не может быть создано без объективности, без чисто беспристрастного созерцания... Но сначала художник в духе Диониса совершенно сливается с первобытноединым, его скорбью и противоречием... Когда происходит известное музыкальное настроение духа, является уже поэтическая идея... Затем эта музыка, как бы в символическом изображении, видимом во сне или под властью сна, относящегося к искусству Аполлона, является ему в видимых образах»