под действием Распри, Ненависти, распадаются во множество. Симпликий пишет: «Двоякое скажу: то Одно вырастает, чтобы быть единственным,/ Из многого, то снова распадается, чтобы быть многим из Одного,/ Огнем, Водой, Землёй и несметной высью Эфира,/ Проклятая Ненависть порознь от них (=элементов), совершенно уравновешенная, /И Любовь в них, равная в длину и ширину»>66>.
Господство Любви и Господство Распри, пробегающих сквозь друг друга, вечно тождественных самим себе, порождает Одно из многого и многое из Одного, подобно тому, как при торжестве олимпийского порядка, растерзанный титанами Дионис-Загрей, обретает единство, силой Любви воссоединяя отдельные члены, а при торжестве титанов, он вновь становится Дионисом Преследуемым, подвергаясь убиению, разрыванию и поглощению, становясь из Одного многим. Дионис есть мир, переживающий смены господства: Любовь образует Сфайрос (Шар), бога Эмпедокла. Распря, пронизывая Сфайрос, несет распад, постоянно разрушая и разрывая на части творение любви, как учит Плутарх.
Эпоха Любви есть эпоха царствия олимпийских богов, эпоха Распри — царствия титанов (Ф. Юнгер писал, что Титаны не знают любви). Превращения Сфайроса есть превращения Диониса, космическая мистерия разрывания и воссоединения, возникающая из Необходимости. Симпликий поясняет: «Есть Необходимость, оракул (рок) богов, древнее постановление, заверенное печатью, вечное, скрепленное пространными клятвами»>67>. С. Трубецкой пишет, что в поэме Парменида Необходимость явлена как та, кто стережет врата света и тьмы, она есть «истинная мать и царица мира и у обоих философов (Парменида и Эмпедокла) является каким-то сверхразумным роковым началом». Трубецкой также обращает внимание на слова самого Эмпедокла: «милосердная Любовь ненавидит нестерпимую Необходимость», но, тем не менее, она подчинена ей.
В эсхатологической трилогии Дмитрий Мережковский приводит страшные слова, начертанные на одной шумерийской дощечке: «Бога должно зaклaть». Ему вторит неоднократно цитированный нами Симпликий: «Все, один за другим, задрожали члены бога»>68>. Эйфорическая дрожь перед тотальным ужасом неотменимого разрыва, разделения Единого на множество. О какой клятве, скрепленной печатью, учили древние, трактуя слова Эмпедокла? О клятве божественной жертвы на пороге перехода к новому циклу, об обязательном и необходимом убиении Диониса, предназначенного в пищу голодным и мучимым жаждой Титанам? Вся тайна мира — в боге Дионисе.
Плутарх в трактате «О лице на Луне» прямо говорит о связи Распри с Титанами и Гигантами, восставшими на богов, поэтому наши ранние утверждения не были вольной интерпретацией учения Эмпедокла, и находят свои основания еще в трудах жреца Аполлона.