Тысячеликий Эрос (МакДугалл)

^> Термин «gender» трудно перевести однозначно. Столлер противопоставил его биологическому полу (sex), вынеся в заголовок своего знаменитого труда «Sex and Gender», который трудно понять иначе, чем «Пол и род».

Gender означает, в первую очередь, грамматический род существительных и прилагательных (по-русски — мужской, женский и средний), который придан словам достаточно произвольно, но все же в соответствии с некими качествами предмета, напоминающими о мужских или женских половых отличиях, или об отсутствии таковых (скрипка — неодушевленное существительное женского рода, видимо, в силу своих очертаний), по-английски gender бывает masculine, feminine, neuter, common). Слово gender можно 'Употребить в смысле «sex» только в шутку (как и сказать, что скрипка — женщина). А вот sex бывает, только male и female (самцовый и самочный), так как male — это самец, особь мужского пола, a female — самка, особь женского пола. По-русски мужским (женским) может быть и пол, и род.

Беда для переводчика в употреблении прилагательных masculine/feminine то в смысле 'мужской/женский, то в смысле мужественный/женственный, что далеко не одно и то же. (Прим, перев.)

^> Еще одна беда, что sex — это, по-русски, 1) пол, 2) секс (половая жизнь); sexual — половой и сексуальный; sexuality.— сексуальность, и только сексуальность. «Полови-тости» пока в русском языке нет, видимо потому, что любая часть речи с корнем «пол» невольно наводит на мысль о дихотомии, о выборе «или — или». Термин ««половая жизнь», вообще говоря, тоже предполагает выбор из двух возможностей. А их, как минимум, четыре. Поэтому прижилась «сексуальная жизнь»: полов — два, а сексуальностей много, столько, сколько ее носителей. За «полом» осталась анатомия, за «сексом» — чувства, переживания, фантазии и прочая психика. «Сексуальная жизнь» начинается с рождения и даже до него. «Половая жизнь» — это теперь синоним коитуса.

Встает вопрос о том, как быть с идентичностью, считать ее половой или сексуальной? Мне кажется, что термин «половая идентичность» — более узкий, так как сводится к двум возможностям: «я — человек женского пола» и «я — человек мужского пола». Так никто о себе не думает. Даже самоопределение «я — девушка» уже подразумевает нечто большее, чем отличие женских половых органов от мужских. Пол и, следовательно, идентичность своему полу даны с момента зачатия и не могут меняться, в отличие от сексуальности, которая формируется и развивается на протяжении всей жизни человека: «я — мальчик» и «я — старик» — две совершенно разные сексуальные идентичности одного и того же лица мужского пола (Прим, перев).

^> В оригинале — «monosexual destiny». Такая уж судьба у человека — быть однополым (хотя и бисексуальным). А может быть, рок его такой, а может быть — предназначение. Между тем, есть разница, и дальше, в Главе 7, пойдет разговор о ней в разделе «Соматиза-ция: рок или предназначение?» («Somatization: Fate or Destiny?»). Судьба случайна, человек ее не контролирует. Она неумолима и бесповоротна. Ее можно предсказать. Так что fate — это фатум, рок, доля, «русская долюшка женская, вряд ли труднее сыскать...» И та судьба, от которой не уйдешь, а не та, которую пожнешь в результате собственных поступков.

Destiny — подразумевает потенциал, зависит от действий самого человека, а не навязывается извне. Это предназначение.

По-английски, знаменитый слоган Фрейда звучит: «Anatomy is destiny», что принято переводить: «Анатомия — это судьба». На немецком было отсылающее нас к «Ветхому Завету» «предопределение». Идеи индивидуальности, личной свободы, в общем, появляются только в «Новом Завете».

Фрейд считал анатомию — роковой, а свободу личности почти призрачной. Поэтому и не спорил с «судьбой» в английском переводе.

Джойс МакДугалл, современный автор, видит в судьбе богатство возможностей. (Прим, перев.)

Фантазии об инкорпорации у маленьких детей обоих полов напоминают верования первобытных племен в то, что, съев, например, сердце льва (или львицы), приобретешь его силу, власть и непобедимость.

^> Quartier (фр.) — квартал, четверть, часть, квартира.— Прим, перев.

^> В оригинале — feminity, что может означать, в зависимости от контекста, и феминность, и женственность, и «женскость». Р. Стол лер, употребляя это слово, оговаривался: «чтобы под этим ни понималось».— Прим, перев.

В них входит, в частности, желание инкорпорировать материнское психическое содержимое, которое часто воображается как имеющее в себе отцовский пенис, потенциальных детей и секреты женственности.

Я в долгу у Паоло Секарелли за позволение использовать материал его исследований по женской транссексуальности (Секарелли, 1994).

^> Садомазохистские клубы и клубы «Свяжи и воспитай», с более мягкой, но тоже садомазохистской практикой.— Прим, перев.

Этот пример иллюстрирует важность принципа восприятия: мы можем наблюдать только то, что укладывается в рамки наших теорий. В результате мы видим то, что ожидаем увидеть! Если взгляд встречает то, что с теориями не согласуется, психическая реальность обычно побеждает внешнюю.

^> Партеногенез (биол.) — термин, означающий репродукцию из гаметы без оплодотворения в качестве нормального процесса у беспозвоночных и низших растений. Также употребляется в смысле бесполого размножения путем, например, деления клеток или почкования. Именно о партеногенезе говорится в известной песне В. Высоцкого «В далеком созвездии тау-кита»: «Не хочем с мужчинами знаться, а будем теперь почковаться».— Прим, перев.

Приношу благодарность моей коллеге из Тускона, Аризона, Доктору Руфи Майер, приславшей мне эту цитату из обсуждения моей статьи, посвященной искусству и насилию, на симпозиуме в честь семидесятипятилетия Остин Риггз.

^> Как уже говорилось в примечаниях к «Прологу», в русском языке есть и судьба, и рок, и предназначение. Судьба — то, что суждено (сказано). Присудили, значит. И остается покориться судьбе.

Но с судьбой можно и поспорить. Судьбу, в конце концов, обретают, согласно народной мудрости, как плод действий, совершенных по собственной воле: посеешь поступок, пожнешь характер, посеешь характер, пожнешь судьбу.— Прим, перев.

Клинические наблюдения привели меня к выводу, что анальные и фекальные фантазии типично более трудны для осознания и вербализации, особенно в их эротическом измерении, поскольку они куда более контркатектированы, чем эротические и садистские желания с оральным и фаллическим содержанием. Следовательно, фантазии, выстроенные вокруг этих бессознательных тем, всплывают медленнее, чем фантазии орального и фаллического уровня. В данном контексте особенно ценно оригинальное исследование Врая и Уэллса (1993).

Полный отчет об этом см.: МакДугалл, 1978а, Глава 10.

Однако сходный безымянный ужас может также возникать у пациентов, которые пережили неизбывный страх в то время, когда полностью владели речью, если события были такого размаха, что их способность использовать словесную мысль временно угасла, например при ужасах войны или геноцида.

Эта путаница также характеризует пациентов, страдающих от синдрома хронической боли. Для них типично уравнивать физическую и душевную боль. Но, в таких случаях, сцену для психосоматических постановок предоставляет схема тела в целом.

В этом отношении мы могли бы вспомнить позицию Карла Поппера (1959), который заявлял, что поскольку теория должна делать прогнозы, доступные проверке, проверка никогда не может подтвердить теорию, она может только ее опровергнуть.

В защиту воображения приходит на ум фильм Вуди Аллена «Роза Каира». Молодая замужняя женщина, лишенная всякого удовольствия в жизни, страстно влюбляется в кине

матографический образ. Персонаж «живьем» сходит с экрана, сохраняя черты своего образа. Но наступает момент, когда молодая женщина должна выбрать между реальным актером и любовником с экрана. Она выбирает реальность — и теряет все!

Я не претендую на то, чтобы все аналитики отвели этой концепции главное место в своем собственном ряду психоаналитических ценностей, и я должна принять в расчет ее возможное отклоняющее влияние на мое собственное мышление и практику!

Тема более полно развивается в «Театре тела» (МакДугалл, 1989).